Падение драконов

— Мадам, уже началось падение драконов, а мне хватит хитрости, чтобы спасти свою шкуру. Ну, а если нет, — он мрачно улыбнулся, — значит, пришло мое время.

— Мастер Смит всегда был нашим другом, — сказала она.

— Нет. Он враг в обличье друга. Но если я прав, то сейчас все маски будут сняты.

Она побледнела.

— Вы желаете моего совета, мэм?

— Леди Джейн, любовница моего мужа. Беременна.

Гармодий только пожал плечами. Дезидерата прищурилась.

— Я исцелила его от проклятия его сестры, чтобы он смог… — Она осеклась.

— Это ничего не значит для вас, миледи. Щедро одарите ее и отправьте домой к семье. Обещайте, что примете ее сына или дочь при дворе, когда он или она достигнет совершеннолетия.

— И только?

Гармодий посмотрел на Рэндома — тот отвернулся, и на Ребекку Альмспенд, которая готовилась стать Ребеккой Лаклан. Она только приподняла бровь, как бы говоря: «Как вам угодно».

Гармодий встал на колени и взял руки королевы в свои, как делают мужчины, клянущиеся в верности.

— Высокая госпожа, — произнес он на архаике, — вам кажется, что она напала на вас. Но она совсем ребенок и поступила так, как поступила бы любая юная женщина. Отпустите ее, дайте ей возможность быть вам благодарной.

Он понизил голос так, чтобы она слышала его только в эфире.

«Вы не простолюдинка. Месть для слабых. Вы не такая».

«Но я совсем одна! — закричала она молча. — А если они обратят этого ублюдка против моего Константина?»

«Послушайте старого дурака. Она не представляет угрозы. Сделайте ее своим другом, и пусть ваши сыновья тоже подружатся».

В реальности она наклонилась вперед.

— Вы мой лучший советник. — Она поцеловала его в лоб.

Гармодий спустился со старой угловой башни, которая слегка склонялась надо рвом, как будто была готова упасть. Во дворе пара конюхов уже держала великолепную гнедую, оседланную и взнузданную, с притороченными к седлу походными сумками.

Он испытал сильное déjà vu, ощущение, что действовал не по собственной воле, всплыло настойчивое воспоминание о том, как он спускался по этой же лестнице и выходил из этой же двери — кажется, к той же самой лошади. Миновало ли два года или двадцать? Поскольку он поглотил Ричарда Планжере, все воспоминания мертвеца остались у него. Не меньше дюжины дней, когда он выходил из этой двери и шел к лошади.

Он вдруг задумался — если воспоминания живы, мертв ли сам человек? Что такое на самом деле жизнь и смерть?

Да почти ничто.

Возможно, религия все же права.

Жизнь и смерть. Золото и зелень. Имена, которые люди дают тому, о чем не имеют ни малейшего понятия.

Ему требовалось время, чтобы вернуть Планжере. Его мучили воспоминания, побочный эффект поглощения. Или вся суть состояла в воспоминаниях, а побочным был прилив силы?

Гармодий размышлял об этом, пока конюх ставил перед ним помост для посадки на лошадь, пока кивал в знак благодарности, пока садился в седло. Его ждало шестидневное путешествие — время обдумать многое, на что он раньше не обращал внимания.

Он остановился, не выехав за пределы мощнейших защитных заклинаний замка, и поднял собственные щиты. Многократно проверил положение и цвет каждого золотого камня в окружающей его магической стене, возводить которую он ежедневно учился у королевы, чей разум был совершенно неприступен. Поверх стены он наложил обманные экраны, серию иллюзий и пару сюрпризов для любого злоумышленника. Это была первая серьезная попытка Гармодия задействовать ars magika, которым университет вдруг стал торговать вразнос.

«Возрождение, — подумал Гармодий. — Возрождение герметического искусства на моем веку, по странному совпадению случившееся именно тогда, когда мы, смертные, по-настоящему в этом нуждались».

Затем он проверил меч у пояса и щит, висевший у седла. Потому что было одно бесспорное отличие от предыдущего выезда из этих ворот. Сейчас он оказался в другом теле, молодом и сильном, жаждущем любви и движения.

«Смелый, — думал он, — но недостаточно смелый, чтобы сказать королеве, что должен уехать, прежде чем наброшусь на нее». Он улыбнулся самому себе, силе своего желания, ее поцелую, до сих пор горящему на лбу, и покачал головой, потому что голова его была достаточно стара, чтобы смеяться над желаниями молодого тела и удивляться его способности побеждать мудрую старую голову.

Он подумал о приворотах времен своей юности. Мое наслаждение в возможности доставить наслаждение своей любимой. Моя сила — мое наслаждение силой.

— Идиот, — нежно сказал он. И тронул пятками сильные бока кобылы.

Он спустился с замковой горы и направился в восточный Чипинг, мимо руин епископского дворца и кварталов, опустошенных огнем. Он много возился с бедными и лечил их от чумы, поэтому его все знали. В отличие от прошлой одинокой поездки два года назад, сейчас его и то дело останавливали друзья.