Из зашитой раны кровь сочилась совсем слабо, и я понадеялась, что обойдется без тяжелых последствий. Я поднялась наверх, в бельевой чулан, и, не обращая внимания на крики Анри, достала чистое полотенце. Я порвала его на полосы, жалея, что не могу воспользоваться дурацкими ножницами, вернулась в кабинет и крепко перевязала Эрнесту руку.
Затем я свернулась в кресле и усадила его себе на колени. Виктор стоял в центре комнаты и смотрел на нас.
– Мне нужно научиться шить, – сказал он. – Когда мы вернемся домой, ты покажешь мне, как это делается.
– Выпусти Анри из комнаты и скажи ему, что Эрнест залез в швейный мешок няньки и порезался. Скажи, что я была так занята с Эрнестом, что забыла его выпустить.
– Зачем ты вообще его заперла? – удивился Виктор.
– Затем, что я не знала, что произошло. – Я бросила на него многозначительный взгляд. – И мне нужно было тебя защитить.
Виктор бесстрастно посмотрел на пол и лужу крови, которая уже начала сворачиваться вокруг ножниц.
– Я могу рассказать тебе, что случилось. Я…
– Мы и так знаем, что случилось. Нянька оставила свои швейные принадлежности без присмотра. Эта глупая, ленивая женщина до сих пор спит. Ее накажут и освободят от обязанностей. Эрнест скоро поправится. – Я выдержала паузу, чтобы убедиться, что Виктор меня понял. – И нам с тобой повезло, что она глупа, ленива и все удачно сложилось, и такого больше не повторится. Правда?
Виктор посмотрел на меня скорее задумчиво, чем смущенно. Он коротко кивнул и пошел за Анри. Когда Франкенштейны и родители Анри вернулись, Эрнест, пригревшись в моих объятиях, крепко спал. Виктор читал книгу, которая занимала его всю поездку, а Анри нервно мерил шагами комнату.
– Малыш Эрнест залез в нянькин мешок со швейными принадлежностями и ужасно порезался! – Анри с трагичной гримасой кинулся к матери в поисках утешения. – А Элизабет и Виктор зашили рану и остановили кровотечение!
Мадам Франкенштейн вбежала в комнату и выхватила у меня сына, разбудив его. Он немедленно завозился и снова ударился в плач – она вечно тревожила его, не понимая, как с ним нужно обращаться, – и она позвала кучера, чтобы тот отвез их к врачу.
Судья Франкенштейн молча оглядел комнату: лужа почерневшей крови. Ловко размещенные мной ножницы. Няньки нет. Виктор читает книгу.
Он прищурился, и тень подозрения скользнула по его страшному лицу настоящего судьи. Я не опускала невинного, как у младенца, лица. Впрочем, на меня он и не смотрел. Он смотрел только на Виктора.
– Это правда?
Виктор ответил, не отрываясь от книги: