Падение Элизабет Франкенштейн

И тут я поняла: чудовище уже убивало раньше. Оно готово сделать это снова. И, разумеется, оно наблюдало за нами достаточно для того, чтобы распознать слабые места Виктора. Чудовище угрожало причинить вред мне. Неудивительно, что Виктор ради своих порочных экспериментов отправился на край света! Ему нужно было увести чудовище подальше от меня.

Из-за нас Жюстина лишилась жизни, а теперь из-за нас ее тело лишилось заслуженного покоя.

Меня охватила слепая ярость. Я занесла лампу над головой, чтобы сжечь то, во что превратили ее тело. Но, заметив, как заиграл свет в ее каштановых волосах, сияющих мягким блеском даже после смерти, я застыла.

Я опустилась на жесткий пол, туда, где угол стола закрывал от меня Жюстину почти целиком, не считая свесившегося с края локона. Чего бы хотела сама Жюстина?

Она бы хотела жить. Она бы хотела быть с Уильямом. Я не могла подарить ей ни того, ни другого. Я подарила ей только смерть. И даже та из-за меня вышла извращенной и временной.

Жюстина заслуживала лучшего. Она пропустила похороны матери и брата с сестрами. Ее лишили шанса оплакать родных. А ее собственное тело лишили шанса на христианское погребение. Она заслуживала этого – и я собиралась устроить все по мере своих сил. Я не хотела, чтобы ее смертная оболочка навсегда осталась на этом проклятом острове.

И я не допущу, чтобы она досталась чудовищу – в любом виде. Пусть я рискну жизнью, пусть даже погибну. Виктор бы со мной не согласился, но такая цена за мою безопасность была непомерно высока.

Жюстина упокоится с миром, который она заслуживала еще при жизни.

План начал обретать форму. На берегу есть лодка. Я возьму ее. А потом, разобравшись с Жюстиной, вернусь за Виктором.

Я обернула простыню вокруг Жюстины, прикрыв ей лицо. Мне не хватило бы сил, чтобы нести ее на руках, хотя мне хотелось обнять ее и прижать к себе, как ребенка. В углу импровизированной лаборатории я заметила тачку. Я вытащила из нее реагенты и инструменты, перекатила ее к столу и переложила на нее тело.

Спустить тачку по крутой каменистой тропе оказалось непросто. Несколько раз она едва не перевернулась, и я опасалась, что уроню тело Жюстины на камни, проявив тем самым еще больше неуважения к ней. Но мне удалось в целости спустить свой драгоценный груз к причалу, где на волнах покачивалась одинокая лодка.

Осторожно, чтобы она не ударилась головой, я уложила ее тело в лодку. Осторожность была излишней, но для меня это не имело значения. Я накрыла ее своим плащом. Я уже собиралась отвязать лодку, но что-то продолжало притягиватьмое внимание к острову. Тело Жюстины было в безопасности. Однако пока существовала лаборатория, чудовище могло заставить Виктора выполнить свою волю. И Виктору пришлось бы пойти по этому страшному пути. Я пока не готова была простить ему Жюстину, но в моих силах было уберечь его от новых преступлений против природы и добродетели.

Ветер дул в спину, словно подталкивал меня. Он шептал мне в уши об опасности, дергал за вуаль, путал волосы и гнал вперед. Ему не нужно было меня торопить. Приняв решение, я знала, что не остановлюсь, пока этой лаборатории не придет конец.

Мне не хотелось входить туда снова, но тела Жюстины в ней больше не было, и теперь она напоминала рабочее место химика или хирурга. Не знай я, каким дьявольским целям служили эти инструменты, какие противоестественные ужасы выпустили в мир эти реагенты, я бы прошла мимо, не проявив ни малейшего интереса.

Я подняла ближайшую стеклянную бутыль, намереваясь вылить ее содержимое на металлический стол и поджечь это адское сооружение. И тут я услышала хруст: кто-то шел по каменистой тропе.

В сторону дома.

Я пришла, чтобы спасти Виктора. Но, узнав, чем он занимается – что он сотворил бы, если бы я не нашла его лабораторию и не расстроила его планы, – я не могла смотреть ему в глаза. Мое отвращение и злость будут читаться у меня на лице. Зная о причинах, побудивших его к подобному кощунству, и о его нежелании в нем участвовать, со временем я бы, наверное, могла его простить. Он сделал то, что сделал, из любви и стремления меня защитить.

Но какой ценой!

Даже сейчас я могла представить, как он аккуратно разрезает Жюстину. Заполняет ее вены каким-нибудь веществом вместо крови, придававшей ее щекам очаровательный румянец. Вскрывает грудную клетку и видит сердце, которое прежде билось с такой любовью и преданностью, а теперь, мертвое, ожидает минуты, когда он будет готов запустить его вновь.

Что вернулось бы к жизни? Этого я не знала. Конечно, душа Жюстины давно покинула мир смертных. Она освободилась от жестокости, разлучившей ее с телом, и воссоединилась со своим любимым Уильямом, чтобы заботиться о нем после смерти так же, как при жизни. Была бы эта воскрешенная Жюстина тенью? Тенью с разумом и сердцем Жюстины, но без доброты и любви, которые вдыхали в них жизнь?