Падение Евы (СИ)

Но мой взгляд остановился только на одном человеке. Именно он дал мне сил сделать первый шаг. Адам стоял в жгуче черном смокинге с бабочкой и белой рубашке. Он даже не удосужился побриться, а оставался с легкой щетиной, которую я так любила.

Мы шли медленно, а отец похлопывал меня по ладони. Глаза Адама заблестели, когда начала подходить ближе. Я увидела, как он облизнул губы, как довольный кот, который натрескался сметаны. Он нервничал не меньше меня, но, не сводя взгляда, вел меня к алтарю.

Отец остановился у Адама и коротко на меня посмотрел, казалось, что даже у него глаза были на мокром месте. Я посмотрела на мать, брата и отец отпустил мою ледяную ладонь, передавая её в горячую Адама.

Когда он обвил мою ладонь, я почувствовала спокойствие, которое он всегда мне давал. Тяжело выдохнув, встала напротив Адама. Его губы изогнулись в мальчишеской улыбке, и я догадывалась, о чем он думает. Думает о том, как будет снимать платье с меня сегодня ночью.

Когда наступило время клятв, у меня словно язык кошка съела. Но каждое прикосновение Адама дарило спокойствие. Я сглатывала слюну каждый раз, когда приходилось повторять за священником.

— Навсегда и навеки моя любовь с тобой, — сказала я, а Адам расплылся в улыбке.

— Навсегда и навеки моя любовь с тобой, — повторил Адам.

Кольца блестели на пальцах, отражая солнечный свет. Мы выбрали выездную регистрацию, ближе к морю. Мы были словно снова на причале, только двое, только мы и никого больше.

— Мистер и Миссис Барнс! — взвыла толпа, а Адам уже накрыл мои губы в поцелуе, который вызывал лишь довольную улыбку на моём лице.

— Моя, Ева, — прошептал Адам, прижимаясь лбом к моему.

— Мой, Адам.

— Очень сильно и навсегда, — сказали мы одновременно и улыбнулись друг к другу.

После каждого падения снова стремись в высоту! Либо ты разобьешься насмерть, либо у тебя вырастут крылья.