Падение Гипериона

— Но защитить население невозможно! Эксперименты показали, что тяжелые нейтрино, испускаемые этой бомбой, проникают в толщу камня или в металл на глубину шести километров. Убежищ такой глубины не существует.

Проекция советника Альбедо непринужденно облокачивается на стол.

— У нас есть девять миров с готовыми убежищами для миллиардов, — замечает он негромко.

Гладстон кивает.

— Лабиринты, — шепчет она. — Но переместить туда такое количество людей невозможно.

— Напротив. — Альбедо благодушно качает головой. — Теперь, когда вы присоединили Гиперион к Протекторату, каждый лабиринтный мир включен в нуль-сеть. Техно-Центр может организовать переброску населения непосредственно в эти подземные убежища.

За длинным столом Совета поднимается шум, но Мейна Гладстон не отрывает горящего взора от Альбедо. Она знаком призывает к тишине, и гомон стихает.

— Расскажите нам подробнее, — говорит секретарь Сената. — Очень интересная идея.

Консул сидит в пятнистой тени невысокой невиллонии и ждет смерти. Его руки, заломленные за спину, связаны обрывом фибропластика. Лохмотья, в которые превратилась его одежда, еще не успели высохнуть; лицо мокро от купания, а может быть, от пота.

Двое мужчин, стоящие над ним, заканчивают инспекцию его рюкзака.

— Блин, — говорит первый, — ну ничего стоящего. Только это мудацкое старье. — Он сует за пояс пистолет отца Ламии Брон.

— Жаль, что мы не смогли достать его ковер-самолет, — вставляет второй.

— Да уж, больно красиво летела эта рвань к лягушкам в гости! — И оба покатываются со смеху.

Консул, скосив глаза, смотрит на двоих здоровяков — темные силуэты в хаки на фоне вечернего неба. Судя по акценту — оба уроженцы Гипериона, а их внешний вид — разномастные предметы устаревшей экипировки ВКС, тяжелые универсальные винтовки, накидки из кусков «хамелеоновых» скафандров — наводит на мысль, что перед ним дезертиры из гиперионовских сил самообороны.

Судя по всему, оставлять своего пленника в живых они не намерены. Сначала, ошеломленный падением в реку Хулай, запутавшийся в веревках, которые накрепко связали его с рюкзаком и бесполезным ковром-самолетом, Консул счел их спасителями. Он сильно ударился о поверхность воды, долго, невероятно долго не мог выбраться на поверхность — и все же не захлебнулся. Всплыв, он попал в сильное течение и вновь пошел ко дну под тяжестью коврика. То была ожесточенная, но безнадежная схватка с судьбой, и Консул все еще находился в десяти метрах от мелководья, когда один из здоровяков выскочил из зарослей невиллонии и бросил Консулу веревку. На берегу бродяги избили его, связали, вывернули карманы и рюкзак, и, судя по небрежным замечаниям, готовились, не откладывая дело в долгий ящик, перерезать ему горло.

Тот, что повыше, с каким-то вороньим гнездом из намасленных вихров на голове, присаживается на корточки перед Консулом и вытаскивает из ножен керамический кинжал.

— Что скажешь на прощание, дедуля?

Консул облизывает губы. Он видел тысячи фильмов и гололент, где в подобный момент герой пинком ломал одному противнику ноги, колотил другого, пока тот не падал без чувств, хватал оружие и расстреливал обоих, даже не потрудившись развязать себе руки, а затем уходил навстречу дальнейшим приключениям. Но Консул не чувствует себя героем: он устал, он стар, на нем живого места не осталось после падения в реку и того, что за ним последовало. Ему ли тягаться с этими молодцами? Драки он видел и даже однажды сам помахал кулаками, но его жизнь и деятельность протекали хоть и в суровом, но таком далеком от физического насилия мире дипломатии.

Консул снова облизывает сухие губы:

— Я могу заплатить вам.

Тип на корточках, улыбаясь, водит ножом перед носом Консула.

— Чем, дедуля? Твоя универсальная карточка у нас, а на нее и дерьма не купишь.

— Золотом, — приводит Консул единственный аргумент, пронесший свою магическую силу через века.

Громила, сидящий перед ним, не реагирует. Стоит ему взглянуть на лезвие, как в его глазах появляется зловещий блеск. Но тут подходит другой и кладет тяжелую руку на плечо напарника.

— О чем ты болтаешь, мужик? Где ты возьмешь золото?

— Мое судно, — отвечает Консул. — «Бенарес».

Сидящий подносит лезвие к собственной щеке.

— Да брешет он, Чез. «Бенарес» — это старая плоскодонная баржа, которую таскают манты. Знаешь, чья она была, — тех синежопых, которых мы три дня назад кокнули.

Консул прикрывает глаза и борется с приступом тошноты. А. Беттик и другие андроиды — экипаж «Бенареса» — покинули баржу на катере менее недели назад и поплыли вниз по реке, в поисках свободы. Но, видимо, они так и не нашли ее.

— А. Беттик, — говорит Консул. — Капитан судна. Он разве не говорил о золоте?

Верзила с ножом ухмыляется.

— Бухтел он много, но говорил мало. Сказал, что судно со всем своим дерьмом отправилось в Эдж. Я еще подумал: «Что-то далековато для баржи без мант».

— Заткнись, Обем. — Второй опускается на корточки перед Консулом. — И что, мужик, ты держишь золото на этой дырявой барже?

Консул поднимает голову:

— Вы не узнали меня? Я был Консулом Гегемонии на Гиперионе. Много лет.