— Познать Бога, — просто ответил священник. — Или, если это не удастся, создать его. — Прищурившись, он посмотрел в глубь долины. Тени юго-западных стен уже дотянулись до Гробниц и почти накрыли их. — Я был одним из защитников подобной идеи в нашей Церкви...
— Я читал ваши трактаты о Святом Тейяре, — заметил Сол. — Вы блестяще доказываете необходимость эволюции к точке Омега — Божеству, не соскальзывая при этом в социнианскую ересь.
— Какую-какую? — переспросил Консул.
Отец Дюре слегка усмехнулся.
— Социн[6]
— итальянский еретик шестнадцатого века от Рождества Христова. Был отлучен, потому что доказывал, что Бог — существо ограниченное, способное развиваться по мере того, как мир... Вселенная... усложняется. Я соскользнул в социнианскую ересь, Сол. То был первый из моих грехов.Вайнтрауб не отводил глаз от священника.
— А последний?
— Помимо гордыни? — спокойно отозвался Дюре. — Величайшим из моих грехов была фальсификация результатов семилетних раскопок на Армагасте. Я пытался установить связь между тамошними исчезнувшими Строителями Арок и протохристианским культом. Такой связи не существовало. Я подтасовал результаты. Итак, вся ирония в том, что величайшим из моих грехов, по крайней мере в глазах Церкви, является нарушение научной этики. Как ни странно, в эти критические для нее дни Церковь готова примириться с богословской ересью, но не терпит подложных научных протоколов.
— Армагаст, наверное, похож на эти места? — Сол очертил полукругом долину, Гробницы и пустыню за скалами.
Дюре огляделся вокруг, и глаза его на миг вспыхнули:
— Пыль, камень, привкус смерти во рту — да. Но здесь куда более зловещая атмосфера. В долине что-то есть, и это что-то всеми силами противится неизбежной смерти.
Консул рассмеялся.
— Будем надеяться, что к этой категории относимся и мы. Я хочу перенести комлог вон туда, на седловину, и еще раз попытаться установить связь с кораблем.
— Я с вами, — сказал Сол.
— И я, — откликнулся отец Дюре, поднимаясь на ноги. Он пошатнулся, но отказался опереться на руку Вайнтрауба.
Корабль не отвечал. А без корабля нечего и надеяться на мультисвязь с Бродягами, Сетью или вообще с кем-либо вне Гипериона. Обычные диапазоны тоже онемели.
— А может, его уничтожили? — спросил Вайнтрауб у Консула.
— Нет. Прием подтверждается, просто передатчик молчит. Гладстон все еще держит корабль в карантине.
Прищурившись, Сол взглянул в глубь пустоши, где в горячем мареве дрожали горы. Несколькими километрами ближе вонзались в небосвод зубчатые руины Града Поэтов.
— Ну, что ж, — сказал он наконец. — Может, оно и к лучшему. Обойдемся без бога из машины.
При этих словах Поль Дюре вдруг разразился смехом, таким раскатистым и неудержимым, что даже закашлялся и был вынужден глотнуть воды.
— Что вас так рассмешило? — удивился Консул.
— Deus ex machina, «бог из машины»! То, о чем мы с вами говорили только что. Подозреваю, именно поэтому нас и собрали здесь. Бедняга Ленар и его «бог» в машине-крестоформе. Ламия с ее воскрешенным поэтом, запертым в петле Шрюна, — она ведь ищет машину, которая освободит ее собственного «бога». Вы, Сол, ожидаете черного «бога», дабы он наконец разрешил ужасную участь вашей дочери. И Техно-Центр, машинное отродье, тоже пытается создать своего бога.
Консул поправил солнцезащитные очки.
— Ну а вы, отче?
Дюре покачал головой.
— Я? Наверное, жду, когда своего «бога» создаст самая большая машина из всех — Вселенная. Не знаю, возможно, я так возвеличил Святого Тейяра, потому что не нашел в современном мире следов живого Творца. Подобно разумам Техно-Центра, и я мечтаю построить то, чего не могу найти.
Сол посмотрел в небо:
— В таком случае какого «бога» ищут Бродяги?
Ему ответил Консул.
— Их одержимость Гиперионом не каприз. Они верят, что именно здесь родится новая надежда для человечества.
— Нам пора, — сказал Сол, укрывая Рахиль от солнца. — Ламия и поэт должны вернуться к обеду.
Но к обеду они не вернулись. Солнце уже стало клониться к закату, а их все еще не было. Каждый час Консул ходил к воротам долины и высматривал, не появились ли среди валунов и дюн две движущиеся точки. Тщетно. В который раз Консул пожалел, что у него нет электронного бинокля Кассада.
Сумрак еще не до конца объял небо, а огненные вспышки в зените уже возвестили о возобновлении космической битвы. Трое мужчин, устроившись на ступеньке перед входом в Сфинкс, наблюдали за страшным фейерверком: медленно набухали и лопались белые шары, распускались тускло-багровые бутоны, внезапно прорезали небо зеленые и оранжевые молнии, после которых перед глазами долго плавали огненные круги.
— Как вы думаете, кто побеждает? — спросил Сол.
— Не важно, — ответил Консул, не поднимая глаз. — Вам не кажется, что на ночь лучше уйти из Сфинкса, подождать наших у какой-нибудь другой Гробницы?
— Мне нельзя уходить от Сфинкса, — сказал ученый. — А вы поступайте, как вам удобнее.
Дюре коснулся щеки ребенка. Малышка теребила губами соску, и нежная щечка терлась о палец священника.
— Сколько ей, Сол?