Падение и величие прекрасной Эмбер. Книга 2

Боже! Как хорошо было. Я не видела своего тела, мне было все равно, каким оно сделалось. Вода, теплая, мягкая, обнимала, окутывала, ласкала меня. Я прошла немного, потом поплыла, медленно загребая руками. Потом я вернулась на мелководье, попросила мыло у одной из женщин, та дала мне, я начала мыться.

Долго я мылась, терлась, соскребала с тела грязь, вымыла волосы и лицо. Затем, совершенно голая, спокойно подошла к тому месту, где оставила одежду, взяла платье и сорочку и выстирала их. Та же старуха одолжила мне гребень, я смогла расчесать волосы.

Было уже не так жарко, как днем, но все еще достаточно тепло. Волосы мои быстро высохли, теперь я уложила их, закрутив узел повыше, почти на самой маковке. Я надела мокрую одежду, полагая, что на теле все скоро просохнет.

Мои новые товарки с любопытством наблюдали за мной. Я хотела вернуть моей доброхотке гребень и мыло, но она проявила милосердие.

– Оставь себе, – сказала она и щедро прибавила к своим дарам еще и небольшое полотенце.

Я завернула гребень и мыло в полотенце.

– Красивая ты, – задумчиво произнесла старуха. Кажется, никогда прежде женщина не хвалила мою красоту, разве что милая Коринна. И вот… Старая торговка из Мадрида говорила без всякой зависти.

Но неужели я, рябая, с посекшимися поседевшими волосами, исхудавшая, неужели я такая красивая?

– Неужели? – вырвалось у меня.

– Да, – старуха окинула меня долгим взглядом. – Когда смотришь на тебя, легче становится на сердце. Глаза у тебя хороши. Да и вся ты… Легче и светлее становится, когда смотришь на тебя…

– Спасибо! – я вдруг порывисто поцеловала ее в морщинистую щеку. Старуха улыбнулась.

– И легкая ты, – произнесла она. – Красивая и легкая.

Я подошла к жасминовому кусту, сорвала веточку и воткнула в волосы. Прижимая к груди мыло и гребень, завернутые в полотенце, я поднялась на мост.

Я и вправду чувствовала легкость. Все пережитое не тяготило меня. Я словно бы начинала заново совсем новую жизнь. И жизнь эта была мне неведома. Что в ней будет? Новая любовь? Об этом я думала спокойно. Или новые приключения? Не знаю. Но только все будет совсем новое. И я совсем новая, не отягощенная опытом, тоской, озлобленностью, светлая, легкая, с душой, светло и легко приемлющей жизнь…

Глава сто двадцать вторая

Я не сразу отыскала улицу, где стоял дом Николаоса и Чоки. Быстро темнело. Фонарщики зажигали уличные фонари.

Наконец я узнала уже знакомый перекресток, два каштана поодаль. А вот и гористая мостовая. Теперь я шла не вниз, а вверх.

Я хорошо запомнила бронзовый молоточек и постучала в ворота. Некоторое время я ждала, затем слуга отворил.

Он впустил меня тотчас, не дожидаясь моих объяснений. Значит, Николаос не забыл, распорядился об этом.

Я заметила, что теперь совершенно не сержусь на людей, когда они пренебрегают мной, зато любое проявление доброты ко мне трогает меня и умиляет и наполняет сердце благодарностью.

Слуга попросил меня последовать за ним. Мы прошли через неосвещенный двор в дом. Мой провожатый показал мне отведенную мне комнату. Комната была совсем маленькая, здесь едва умещались простая кровать, стол и стул. Я поблагодарила. Свой сверток я положила на стол. Слуга спросил, не хочу ли поесть. Я согласилась. Он проводил меня на кухню. На кухне было очень чисто. Он подал мне суп и тушеные овощи. Я подумала, является ли он единственным слугой в этом доме или есть и другие, но решила, что не стоит проявлять излишнее любопытство и спрашивать. После еды он подал мне воду, я вымыла руки и лицо.

– Господин Николаос просил проводить вас к нему, – сказал слуга.

Я молча кивнула. Мне даже нравилась его неразговорчивость. Но я уже тревожилась о Чоки. Тогда, давно, когда он заболел впервые, друг сумел спасти его. Но тогда ведь и болезнь проявлялась иначе – тогда была нарастающая слабость. А теперь кашель с кровью – это намного хуже…

Одежда на мне высохла. Веточку жасмина я вынула из волос, и теперь сама чувствовала легкий цветочный аромат.

Николаос ждал меня в гостиной, скромно меблированной мебелью из темного полированного дерева. На столе горели две свечи. На стенах я увидела картины. Когда я вошла, он поднялся мне навстречу. Он сразу спросил, накормил ли меня слуга. Я поблагодарила. Николаос отпустил слугу. Затем пододвинул мне стул.

Я скромно села. Я решила не говорить первой, хотя мне хотелось тотчас же справиться о здоровье Чоки.

– Андреас хотел вас видеть, – начал Николаос, – но сейчас он спит, – Николаос кивком указал на приоткрытую дверь, которую я вначале не заметила.

Значит, вот почему мы сидим именно в этой комнате: рядом – комната, где лежит Чоки. Но его друг называет Чоки его христианским именем: Андреас. Конечно, таким образом Николаос приглашает меня соблюдать определенную дистанцию. Что ж, я согласна. Здесь не я диктую условия.

– Хорошо, я повидаюсь с ним завтра утром, – ответила я.

– Нет, я думаю, он проснется еще сегодня. Он просил разбудить его, когда вы вернетесь, но, по-моему, лучше подождать, пока он сам проснется.

– Конечно, – искренне согласилась я. – Как он? Ему лучше? Был у него врач?