Падение и величие прекрасной Эмбер. Книга 2

Я сидела на постели, усталая от размышлений и переживаний. Мне было стыдно, неловко, тягостно. Вдруг в дверь постучали. Это был сильный, резкий стук. В нем я почувствовала какую-то угрозу. Странно, но я не поняла, кто это, и по-настоящему, до сердечного сжатия, испугалась.

Снова настойчиво постучали. Затем толкнули дверь.

Я быстро поднялась с кровати.

– Я сейчас открою…

– Скорее! – раздался повелительный голос моей дочери.

Я испугалась еще сильнее. Что могло случиться? Чоки? Но что с ним?..

Едва я отворила дверь, как Селия резко ворвалась в мою маленькую комнату. Она показалась мне какой-то жесткой птицей, резко обрушившейся на меня. Жестким было ее платье, рукава…

Ее мои янтарные глаза мрачно горели, решимость застыла в ее чертах. Да, она стала женщиной.

Она схватила меня жесткими сильными пальцами за плечи и затрясла с силой.

– Я ненавижу тебя!.. Я не хочу тебя видеть! Убирайся отсюда!.. – Сквозь зубы бросала она. Неужели Чоки мог сказать ей?

– Селия! – растерянно забормотала я. – Почему? Что случилось?..

– Не думай, что если он молчит, то я ничего не знаю. И не смей мучить его! Не смей пользоваться его благородством! Мать!.. – злая язвительность больно ударила меня. – Похотливая кошка! Вон отсюда!..

Я ничего ей не ответила. А что я могла ответить? Я только закрыла лицо руками и заплакала. Она отпустила меня. Но не смилостивилась.

– Можешь реветь, если это тебе так нравится! Меня ты этим не тронешь! Убирайся сейчас же. Сию минуту. Я приказала тебе. Вели заложить карету и уезжай сейчас же. Ну!

– Что ты ему скажешь? – я почти шептала сквозь слезы.

– Это моя забота. А ты убирайся! Я поняла, что говорить бесполезно.

– Велю заложить карету.

– Можешь говорить громко. Его нет дома.

Куда она додумалась его услать? К кому-нибудь из друзей? Почему он ушел, оставил меня? Ведь он такой чуткий. Нет, он просто на ее стороне. И это естественно.

Я подошла к двери.

– Эй! – раздался жесткий окрик за моей спиной. – Собери свои тряпки!

Но я уже немного пришла в себя.

– Этот дом тебе не принадлежит, – но слез я все-таки сдержать не могла, – Этот дом принадлежит моему другу. Эту комнату я сейчас запру и вернусь, когда захочу.

Она ничего не ответила, только постукивала носком туфельки нетерпеливо. И в ее молчании было презрение.

– Выйди, я запру дверь, – сказала я.

Она передернула плечами и вышла. Я погасила свечу и заперла дверь на ключ. Затем мы вышли во двор. Она шла за мной, словно конвойный, охраняющий заключенного. Я попросила кучера заложить карету.

– Что-то случилось? – спросил он, – Куда вы едете, донья Эльвира?

– Нет, не тревожься, ничего не случилось. Просто мне срочно нужно отправиться к доктору Пересу. Но ничего не случилось, никто не болен.

Я предупреждала его вопросы. Мне казалось, что даже в полутьме я различаю ядовитую улыбку Селии. Я была почти счастлива, когда карета выехала со двора и привратник запер ворота. Могли слуги о чем-то догадаться? Но мне уже было все равно.

В карете на меня нашло какое-то устало-ироническое настроение.

«Ну вот, – думала я, – все, как предсказал Николаос, только с точностью до наоборот. Моя дочь стала женщиной, настоящей женщиной. Но из этого совсем не следует, что она поняла меня. Она ведь стала совсем не такой женщиной, как я. А может быть, для Николаоса все женщины одинаковы? – но тут мои мысли приняли серьезное направление, – Вернется Николаос, он наверняка привезет Ану. Я должна буду помочь ему. Ведь он хочет спасти эту девочку. Своими неуместными страстями я усложнила все отношения. Теперь придется все объяснять Николаосу… Что объяснять? И как? Ведь есть пределы и его терпению и пониманию…»

К счастью, Перес обрадовался моему неожиданному приезду. В пути я окончательно успокоилась и сочинила, как мне казалось, вполне правдоподобную версию.

– Я просто сбежала, – сказала я ему, – ночью, чтобы избежать объяснений. Лучше жить в полном одиночестве, чем в одном доме с влюбленной парой. Они смотрят сквозь меня, словно я воздух. Мне захотелось побыть рядом с живым человеком, с тобой. Пока не вернется Николаос. (Перес знал, что Николаос уехал по торговым делам.)

– Да, – покачал головой Сантьяго, выслушав меня, – слишком заботливой матерью тебя не назовешь.

– А кого назовешь? – я почувствовала, что теряю терпение. – С каких это пор мальчишки учат взрослых женщин материнству?! Все так и рвутся поучать меня! Николаос, ты, даже Чоки! Что по-вашему такое «мать»? Женщина, которая не знает страстей, не спит с мужчинами? У вас такие матери были? Тогда как же они вас родили – непонятно! А я, как могла, всегда заботилась о своих детях. Я, если хочешь знать, сумела спасти им жизнь! И нечего поучать меня!

Перес расхохотался и поднял руки.

– Ну убедила! Фурия материнства! Я сдаюсь! И не поужинать ли нам уж кстати?

– Поужинать! – согласилась я все еще сердито, но не выдержала и расхохоталась.

Глава сто шестьдесят восьмая