Падение Иерусалима

Шайе Бен Тов возглавлял арабский отдел в "Моссаде". В свое время "Моссад" с великой радостью установил прочные дружеские связи с французской контрразведкой - это произошло в те бурные дни, когда французская политика была чрезвычайно, несколько даже слишком, произраильской. Те времена давно миновали, однако организации и те, кто ими руководит, зачастую в подобных случаях сохраняют приверженность к вышедшим из моды установкам, к старым связям и даже прежним друзьям. Такие отношения связывали Альфреда Баума и Бен Това - сорокашестилетнего уроженца Израиля. Он был родом из Нахарии, северной части страны, жесткий человек, заядлый курильщик, вечно пытающийся избавиться от этой привычки, поклонник Франции, лишенный возможности ездить туда, в соответствии с правилами безопасности, принятыми в его ведомстве.

Фрау Шварц была на работе, и ее довольно унылая квартира, буквально забитая мебелью из полированного дуба с бархатной обивкой, находилась полностью в распоряжении гостей.

Бен Тов включил радио и так и оставил его на все время беседы. Он забрал все шесть пачек "Рикле", не предложив за них денег, сказав только краткое "merci", и не выразил никакой благодарности по поводу того, что Баум проделал путь в 800 километров (да плюс обратная дорога), чтобы повидаться с ним. Он знал, что Баум не прилетел бы, если б не надеялся, что встреча окажется полезной для обоих.

- Сегодня в Иерусалиме Мемуне вломят - премьер-министр, министр обороны, секретарь кабинета да еще собственная жена и вся семейка. Я уж не говорю о населении вообще.

- А потом он свое раздражение сорвет на тебе.

Бен Тов махнул рукой, как бы соглашаясь, но отстраняя от себя неприятную мысль:

- Да Бог с ними, с этими начальственными разносами. Меня сейчас только одно интересует: как вышло, что машина оказалась незащищенной? Почему нас ввели в заблуждение? Кто в Париже помогает нашим врагам? И почему на мосту не было полицейских?

- Вопросы риторические...

- Разумеется. Если бы ты мог на них ответить, то все бы мне уже сказал.

На усталом лице Баума появилась улыбка:

- Не мели чепуху. Я государственные секреты держу при себе.

- Да ты и не знаешь ничего.

- Не знаю. И в отделе никто к этому отношения не имеет. Можешь мне поверить.

- Кому поручили расследование?

- Полиции. Антитеррористская группа при президенте собирается ей помогать. Ничего себе комбинация.

- "Шатилу" этим не испугаешь, а вот меня страх берет, - Бен Тов сказал это без улыбки и положил в рот анисовую пастилку. - Придется нам вместе поработать, дорогой Альфред. Тебе и мне.

- Что я-то могу?

Бен Тов не ответил. Он подошел к окну и стоял там, сумрачно глядя поверх шиферных венских крыш на элегантный силуэт Карлскирхе. Не поворачиваясь, произнес:

- У меня есть свой человек в "Шатиле". Высокого ранга. Его надо уберечь. Из-за этого мы и не смогли поломать планы террористов. Знали ведь мы, что они охотятся на министра, хотя я лично считал, что их больше интересует профессор: в этой группе люди умные, с ясным пониманием цели. Одним словом, мы все знали. Нас предупредили, что где-то между Парижем и Бурже машину встретят боевики.

Он, тяжело ступая, расхаживал по комнате.

- Я просто не решился действовать в открытую, вмешаться - боялся засветить своего человека. Он у них и так уже под подозрением - в прошлом году я сам его подвел по глупости. Они наметили жертвой нашего посла в Афинах, мы приняли меры предосторожности. А у них отличная конспирация, всего трое и знали о готовящемся покушении, в том числе наш человек. Такой вот выбор: воспользоваться информацией и потерять агента или действовать как-то иначе.

- У нас есть досье на профессора Ханифа.

- Он руководит "Шатилой", - произнес Бен Тов.

- Знаю. - Баум помолчал, потом сказал: - Вопрос, значит, стоял так: министр обороны и ведущий специалист - или твой агент. И ты выбрал агента? Он говорил почти шепотом, момент был крайне деликатный. - Меня это, конечно, не касается...

- Ты думаешь, я поступил бы так, если бы не рассчитывал на другие меры безопасности? - резко возразил Бен Тов. Снова наступило молчание, только тяжелые шаги раздавались в тишине да поскрипывали неплотно прикрытые оконные рамы. Из радиоприемника лилась сладкая музыка Легара. Баум неподвижно, точно сфинкс, восседал на софе, обитой дешевой парчой.

- Да, я решил, что мой агент важнее, чем министр - чем любой министр, ясно? А причина - вот какая: группа "Шатила" - вовсе не то, что все остальные. Убийство в Бонне, нынешняя история в Париже - для других бы это стало конечной целью, триумфом. Для "Черного сентября", скажем, и прочих боевых команд. А для "Шатилы", я чувствую - всего лишь проба сил, дымовая завеса...

- Ничего себе дым, - произнес Баум как бы про себя.