Падение, или Додж в Аду. Книга вторая

– Я склонна согласиться, – ответила Прим, – потому что минуту назад мне пригрезилось пещерное озеро с чуть светящейся водой.

– Не пригрезилось, – возразила Хвощ. – Я точно слышала запах пресной воды. Сейчас его нет. Но иногда им веет.

Прим забеспокоилась о Корвусе. Он никогда не оставался так долго в человеческом обличье. И он много раз говорил, как не любит замкнутое пространство. Не любит темноту и невозможность смотреть вдаль. И все это ему приходится терпеть уже много часов. Тихим голосом, который слышала только Прим, он настаивал, что видит впереди свет – который либо указывает им путь, либо заманивает их в ловушку. У нее крепла уверенность, что Корвус повредился в уме. Однако если она сама ощущала запах озера там, где озера быть не может, то ей ли об этом судить?

Все эти соображения сделались не важны, когда они обогнули изгиб стены и увидели перед собой простор открытого хаоса. После стольких часов во тьме он показался им огромным и ярким, словно ночное небо над пустыней, и громким, как водопад. Однако он был светлее и подвижнее того почти незримого вещества, которое Лом хранил в своей адамантовой коробочке. Из хаоса, точнее, сквозь хаос шел свет, возникавший то тут, то там. Он вспыхивал, привлекая взгляд – мгновение казалось, в нем можно почти различить формы, – и тут же пропадал, будто поняв, что на него смотрят. И все это происходило не в одном месте, а в нескольких и чаще всего замечалось краем глаза.

– Под нами пол! – воскликнул Лом. И впрямь, в свете из хаоса они увидели, как он отходит от стены. – Это дело рук Плутона, ибо место это для него важно и он часто через него проходил.

– Проходил… через него? – переспросил Лин.

Он осторожно последовал за Кверк, которая последовала за Ломом. Остальные члены отряда тоже ступили на пол. Теперь Прим понимала, откуда в ее воображении взялись светящееся озеро и плеск воды. Хаос был и внизу, и над ними, так что они как будто брели через озерцо, в котором дна не видишь, но нащупываешь его ногами.

– Вот она! Показывает нам путь! – воскликнул Корвус.

– Она? – спросила Прим. Она отвлеклась, потому что на нее отчетливо пахнуло сосновым бором.

– Движущийся свет! – Голос Корвуса изменился на середине фразы – стал менее человеческим, более птичьим.

– Кто-нибудь чувствует запах костра? – спросил Мард.

Корвус вновь стал огромным говорящим вороном, что казалось крайне неразумным.

– Ты не понимаешь, – сказал он. – Чтобы отсюда выбраться, нам нужна путеводная звезда!

Прим теперь почти точно что-то различала – и это была не звезда, а крылатая женская фигурка, смутно маячащая впереди.

– Дайте мне конец веревки! – приказал Корвус. – И хватайтесь за нее изо всех сил!

Веревки у них было много – из всех запасов почти она одна и осталась. Мард сбросил с плеча моток и протянул Корвусу конец. Тот на лету ухватил его когтями и устремился за блуждающим огоньком.

– Скорее! И держитесь ближе друг к другу! Веревку не отпускать, что бы ни случилось!

Из всех команд Прим сумела выполнить только последнюю – цепляться за веревку двумя руками и не отпускать. Все остальное вылетело из головы в следующий же миг. Понятие «скорее» утратило смысл, когда исчезли время и пространство, то есть сразу, как Прим вслед за Корвусом вступила в хаос. Так же утратило смысл и понятие «держаться вместе». Прим не знала, где другие, более того, не помнила их имен. Всё раз за разом становилось чистым хаосом. Иногда вокруг не было ничего, кроме веревки в руках, и Прим не могла бы сказать, длилось это века или мгновения.

Первым отчетливым впечатлением был запах озера, тот самый, что долетал до нее раньше. Запах и жесткая веревка в руках. Затем свет – ровный, от источника, который не смещался и не пропадал. И, наконец, твердая почва под ногами – с естественной неровностью в отличие от карниза, проложенного Ломом. На светлом фоне двигались темные силуэты человека и большой птицы.

Все это обрело постоянство, и Прим уже почти не сомневалась, что идет по пещере к выходу, откуда и бил свет. Оттуда же долетали запахи – сосен, костра, озерной воды и чего-то, остро напомнившего ей Каллу, – свежеопавшей листвы, красной, мокнущей на земле.

Все вокруг стало прочным и реальным. Хаоса не осталось, кроме тумана в голове, да и он был скорее растерянностью.