Падение или полет (СИ)

Оргазм захлестнул ее, неожиданно яркий, сильный, и, кажется, она закричала, выгибаясь в его объятьях и захлебываясь, а мужчина обнимал ее и что-то шептал, шептал…

Она обняла его в ответ, приходя в себя, потерлась щекой о его щеку, ощутив чувственную колкость щетины, шепнула: «Пойдем в кровать?», и легонько прикусила мочку уха, касаясь языком и чувствуя металлический привкус серьги.

Мужчина подхватил ее на руки, удерживая на весу, смял губы жадным поцелуем. Она не запомнила путь к постели, и поняла, что они на месте лишь ощутив, как бережно ее опускают на покрывало.

Он стоял перед ней, взъерошенный, возбужденный и прекрасный настолько, что сердце сжималось.

Эмма приподнялась на коленях на краю кровати, стянула платье через голову, оставшись в одном белье, и наградой ей был его резкий выдох:

– Ты восхитительна!..

Его искренний восторг подстегнул ее, по телу словно пустили ток, от которого сладко зашлось в груди и ниже, и оставаться дальше принимающей, пассивной просто не было сил.

Кожаная куртка полетела на пол, с пуговицами и манжетами рубашки пришлось повозиться чуть дольше, и проложить цепочку поцелуев от горла вниз, следуя за дорожкой темных волос к моментально поджавшемуся животу показалось самым правильным, что можно было сделать.

Он пах свежестью и солью, и немного – потом, и этот запах кружил голову сильнее, чем ром. Тугой ремень плохо поддавался дрожащим пальцам, и она, дразня, прижалась губами к четко очерченной джинсами выпуклости, жарко выдыхая сквозь плотный материал.

Он застонал, прикрыв глаза, зарылся пальцами в ее волосы, сглотнул, и Эмма упоенно наблюдала за тем, как движется кадык на беззащитно открывшемся горле.

Еще раз выдохнуть, сильнее прижаться губами, обозначая давление, легонько прихватить зубами…

– Свон, ты с ума меня сведешь…

Голодный взгляд пирата почти пугал.

Почти.

Он слегка подтолкнул ее, заставляя опрокинуться на спину, и быстро избавился от остатков своей одежды; ослабил ремни, удерживающие крюк, и тот упал на пол, в груду вещей.

Матрас продавился под тяжестью его тела, и мужчина навис сверху, удерживаясь на локтях, дикий, непокорный; приподнял бровь и прищурился, улыбаясь хищной, той самой невозможно сексуальной улыбкой, от которой хотелось то ли ударить его, то ли немедленно отдаться.

– Любишь дразнить? – промурлыкал он, скользя кончиками пальцев по гладкой коже, а затем неожиданно резко перевернул ее на живот и опустился сверху, вжимая в кровать.

– Крюк! – женщина дернулась было, но он лишь огладил ее, точно успокаивая; касаясь губами, шепнул на ухо:

– Тише, тише, моя хорошая…

Легкие поцелуи, укусы, зализывания от загривка – вниз, по позвоночнику, оставляя влажные красноватые следы, а потом еще ниже, и она терялась под этими ласками, то утыкаясь лицом в подушку, чтобы заглушить всхлипы, то выгибаясь в ответ на самые точные касания и плавясь от силы желания.

– Киллиан, пожалуйста…

Мужчина немного отстранился, позволяя ей перевернуться, и, улучив момент, она сама опрокинула его на спину и устроилась сверху, оседлав бедра. Сквозь тонкое кружево белья возбуждение чувствовалось лишь острее и только невероятным усилием ей удалось сдержаться, чтобы еще раз не дойти до финала, что угадывался где-то в глубине робкими импульсами. Эмма хотела насладиться тем, что происходило сейчас между ними, хотелось пробовать, исследовать его, точно целый неизведанный мир.

Гибкое, поджарое тело мужчины было испещрено шрамами, и она осторожно касалась их, изучая, рассматривая, угадывая. Женщина пообещала себе в будущем узнать историю каждой отметины, а пока читала его, точно загадочную книгу. Она видела длинные тонкие шрамы от порезов, грубый келоидный рубец на боку, расплывчатую неровность пятен ожогов, несколько следов от пуль… Ей хотелось стереть эти следы с безупречной кожи, но они были частью его жизни, его памятью, и лишать его их было бы неправильно, словно отнимая часть прошлого. А теперь Эмма целовала каждый из них, и Киллиан вздрагивал, то ли подставляясь ее губам, то ли безотчетно пытаясь укрыться. Она поняла, что мужчина пытается скрыть от нее искалеченную руку, и сердце защемило от нежности и боли за него.

– Не надо, не прячь!

Она взяла его руку в свои ладони, замечая, как под кожей напрягаются мышцы, играют сухожилия, точно пытаясь двигать навечно потерянными пальцами.

– Все хорошо, – прошептала она, глядя в недоверчивые, почти испуганные глаза пирата. И поцеловала поврежденную руку там, где когда-то трепетал пульс.

Он зажмурился, не то вздохнув, не то всхлипнув, и его длинные темные ресницы влажно блеснули.

– Киллиан, – мягко позвала Эмма, склоняясь к его лицу. – Ну что же ты? Ты мне нужен такой, какой есть.