Падение или полет (СИ)

Улыбнувшись чуть дрожащей улыбкой, она осыпала его лицо поцелуями, касаясь кончика носа, лба, целуя бровь, скулу, подбородок; прижалась к губам, прикусила нижнюю, чуть потянула, провела языком, – и мужчина с глухим стоном сжал ее в объятьях, перевернул, впечатав в матрас. Он поцеловал ее – голодно, жадно, глубоко, сорвав короткий всхлип, – и утихшее было возбуждение накрыло их, затопило, сорвав остатки брони с душ. Пришлось ненадолго отстраниться друг от друга, вместе избавляясь от оставшегося на ней белья, и как же сложно было пережить это рассоединение!

Он проникал в нее плавными толчками, и оставалось только уткнуться лбом в его плечо, прикусывая губу, чтобы не закричать от наслаждения, что нарастало так глубоко, так невыносимо, так…

Мужчина замер, балансируя на грани и отчаянно пытаясь не сорваться слишком рано; ощущение этой близости, этого влажного тугого жара зашкаливало уже за всеми мыслимыми и немыслимыми пределами, и невозможно было этому сопротивляться. Толчок, еще один, еще… Он ускорился, и Эмма все же застонала, выгнулась, беспомощно царапая его напряженную спину, их тела переплелись теснее, ближе, жарче, дыхания смешались, сердца бешено колотились, и тягучее оцепенение постепенно наполнило ее тело, расползаясь мурашками по затылку и заставляя поджиматься пальцы на ногах.

– Ну же, девочка моя, давай!..

Хриплый шепот мужчины проник словно бы напрямую в мозг и это оказалось последней каплей, отправившей ее в полет, бросившей за грань того безумного, сладкого, страшного, от которого исчезает мир вокруг, оставляя настоящими только их двоих… Эмма напряглась, точно струна, горячие спазмы захлестнули ее тело, и краем гаснущего сознания она чувствовала, как мужчина, дрожа, сбивается в беспорядочные рывки, и, кончая, в такт пульсирует в ней член.

Было приятно забыть на время обо всем сумасшествии, что происходило в жизни, обо всех героях и злодеях, и просто наслаждаться объятиями любимого мужчины, уткнувшись носом в его ключицу, отмеченную тонким, как ниточка, шрамом, и водя кончиками пальцев по крепкой груди. Он перебирал ее волосы, осторожно отводя длинные светлые пряди и время от времени мягко касаясь губами макушки.

Оказывается, влажные от пота, его волосы вились на висках, и эта маленькая деталь заставила ее улыбнуться.

– Что?

Эмма впервые видела его таким спокойным, умиротворенным. Таким… домашним.

– Ничего, просто…

Она действительно хотела сказать, как любит его, но снова внутри возник этот барьер, что заставлял всю жизнь бежать то ли в поисках себя, то ли в попытке от себя спрятаться. Мужчина коснулся кончиком пальца ее губ, заставляя замолчать.

– Все хорошо, родная. Все хорошо.

И прижал ее к себе, крепко-крепко.

Эмма знала, что он будет ждать. И была уверена, что дождется. Она постарается. Ради него, и ради себя.