Падение империи

Роман невольно отметил, что по сравнению с предыдущими годами торговый ажиотаж улицы заметно поубавился. Сказывалась турецкая экспансия, захватившая почти всю территорию Византии, оставив её столицу без «тела». Торговый оборот города в связи с этим постепенно падал. Население сокращалось, дома пустели и ветшали. Судоходство по морям и проливам вокруг Царьграда становилось небезопасным, и потому многие торговые суда не решались туда плыть. Всё это подрывало былую экономическую мощь империи и вело к её упадку.

Но, несмотря ни на что, Константинополь продолжал оставаться крупным центром экономики, культуры и искусства христианского мира, ибо в военном и политическом отношениях не был покорён. Магический ореол его более тысячелетнего могущества продолжал витать над миром. Враг ещё не переступил за его могучие стены, не разграбил его великолепные дворцы, не осквернил его священные соборы и монастыри. Ещё восседал в Царьграде настоящий император-василевс, наместник самого Бога на земле, коронованный так же, как все его сто шесть предшественников, и повелевал со всеми царственными почестями, а это являлось надёжной гарантией благополучия горожан, пусть хоть и иллюзорного.

Роман добрался до дворца и, миновав охрану, зашёл в здание логофесии. Его кабинет располагался непосредственно у апартаментов самого логофета. Секретарь Романа доложил, что его давно поджидает посланец из Адрианополя.

– Пусть немедленно заходит, – распорядился верховный асикрит, поняв о ком идёт речь.

В комнату зашёл молодой мужчина в промокшей одежде, его уставший вид говорил о долгом пути, который пришлось пройти.

– Рад тебя видеть, Лев, в целостности и сохранности. Я вижу турецкие дозоры не очень беспокоили тебя?

– Меня не дозоры беспокоят, а дурная погода, – ответил Лев и устало плюхнулся в кресло, – у меня важное послание для тебя.

Он протянул Роману сложенный вчетверо кусок бумаги.

Роман взял письмо и начал внимательно читать. По мере прочтения он становился всё более озабоченным. Закончив, Роман устремил свой взор в отдаленную точку комнаты и замер в таком положении на некоторое время, очевидно, обдумывая содержание послания. Затем встал и принялся расхаживать по кабинету взад и вперёд.

– А вы- молодцы, – наконец проговорил он, – это письмо имеет судьбоносное значение.

Гонец не произнёс ни слова. Ему было безразлично содержание текста, тем более написанное по-арабски. Он был доволен тем, что благополучно его доставил, сумев преодолеть расстояние из Адрианополя в столицу Византии всего за два дня.

– Хорошего осведомителя вы нашли во дворце султана. Доносит всё аккуратно. Чем вы его так заинтересовали? – спросил Роман.

Его тайная переписка с ншанджи, возникшая полгода назад, связала их невидимой нитью. Роман никогда не видел и не знал Аллаэтдина, однако ощущал его косвенное присутствие в посланных ему донесениях.

– Этот парень наполовину грек. Он любит хорошо одеваться и красиво жить. Влюблён в нашу Елену и готов для неё горы свернуть, – сказал Лев.

– Надо всячески поощрять его благие намерения. Тем более что я доволен его работой, – сказал Роман вскрывая ключом железный шкаф.

Он достал оттуда увесистый кошелёк с византинами и передал его гонцу со словами:

– Половину этого золота передашь нашему ншанджи. Остальное – твоё. Отдыхай, через три дня ты мне вновь понадобишься.

Лев встал, засунул золото за пазуху и оставил Романа одного.

Помимо дипломатической деятельности, император негласно поручил Роману заняться сбором информации, необходимой для безопасности страны. Фактически их логофесия выполняла также функцию внешней разведки. Большая армия лазутчиков доставляла в Константинополь различные сведения. Больше всего интересовали планы турецкого султана, и потому вербовка дворцового ншанджи Аллаэтдина считалась большой удачей.

– Доложи господину логофету, что я прошу немедленной аудиенции по очень важному вопросу, – приказал Роман своему помощнику.

– Господин логофет прибыл под утро и велел его не тревожить, – пояснил секретарь.

Лицо Романа выразило досаду. Он опять уселся в своё кресло. То, что происходило с его непосредственным начальником вызывало в нём бурю негодования.

Логофет ведомства внешних сношений и почты Мануил происходил из знатного византийского рода, проживавшего в Фессалониках. После взятия города турками он был вынужден бежать вместе с семьёй в Константинополь, оставив всё своё имущество османам. Сразу же после переезда умерла его жена, а Мануил стал топить своё горе в вине. Вскоре в генуэзском квартале у него завелась молодая пассия, из-за которой он частенько наведывался туда, возвращаясь каждый раз поздно и в непотребном виде. Роману очень не нравилось подобное поведение логофета. Будучи серьёзной и законопослушной личностью, он терпеть не мог такого отношения к делу. Фактически вся нагрузка логофесии была на нём. Об этом знал сам император и потому поручал всю важную работу верховному асикриту.