Падение империи

– Вчера ты спас человека от смерти – вот, что самое важное! А Ребекку мы найдём, даю вам слово,– сказал Роман и добавил, – а с ншанджи скверно получилось. Хороший был осведомитель. Жаль такого терять.

– А мы его не теряли. Он сидит тихо в погребе. Сейчас приведём,– сказал Сократ.

Лев и Иосиф вывели связанного Аллаэтдина из подвала. Он долго щурился от дневного света, а Роман с живым интересом разглядывал того, с кем вёл переписку на протяжении многих месяцев, но впервые увидел живьём.

– Развяжите его. Никуда не сбежит. Кругом все свои,– велел Роман и вежливо пригласил ншанджи за стол.

Тот долго растирал онемевшие конечности, а затем проговорил:

– Здесь, в таверне, очень неблагодарный народ. Я не причинил никому зла. Более того, доставлял аккуратно всю переписку из дворца. И вдруг меня хватают, связывают и всю ночь держат в тёмном погребе. Я человек высокообразованный и не достоин такого обхождения.

– Ты совершенно прав, ншанджи. Но и их понять можно. Ты приходишь сюда, когда они спасают девушку из гарема, и у тебя сразу же возникает естественное желание донести об этом султану. Выходит, что ты ведёшь двойную игру, а это очень опасная затея. Сперва ты продавал информацию из дворца нам, а теперь хочешь продать нас великому визирю.

– Да что с таким возиться, – начал кипятиться Лев, хватаясь за рукоятку кинжала,– прикончу его в два счёта!

– Подожди, Лев, не надо, – остановил его Роман, всё больше втираясь в доверие к пленнику, – ты ведёшь себя, как настоящий османский варвар. Аллаэтдин- человек образованный. Он очень помог нам своими донесениями, хотя и не бесплатно.

Ншанджи с надеждой посмотрел на Романа.

– А теперь прошу всех отойти в сторонку. Нам надо с Аллаэтдином немного переговорить,– сказал Роман, чувствуя, как тот уже созрел для откровенной беседы, – вот ты говоришь, что молодой султан каждый день издаёт много указов. Расскажи поподробней о них.

Аллаэтдин понял, что Роман- его единственное спасение, и стал охотно отвечать на вопросы:

– Все указы султана касаются мероприятий по усилению армии. Он объявил призыв даже тех лиц, которым раньше не позволялось служить. Мехмед отправил своих давтарчи по всей стране собирать строительные материалы.

– А это ещё зачем?

– Он хочет построить крепость на европейском берегу Босфора.

Роман с великим сожалением понял, что все его сегодняшние старания были напрасны. Мехмед строил стратегические планы по захвату Константинополя, а ему он лгал, «подкладывая под голову мягкие подушки». Да, от этого молодого султана можно ожидать любой пакости, и тогда даже Бог не в силах спасти Константинополь. Это должны сделать все: он, император, жители города, обитатели этой таверны. Вместе, как один человек, единые духом и телом они должны спасти свою столицу. А иначе тюрбанники возьмут её, осквернят и ограбят её храмы, перебьют и обратят в рабство его жителей. Это не должно свершиться. Во всяком случае он, Роман, этого никогда не допустит. Если не силой, то хотя бы умом он непременно отвоюет свою отчизну, ибо ума у него для этого больше, чем у османов.

– Ладно, Аллаэтдин, мы не тронем тебя. Но останешься ты пока в подвале. Так надо для нашей безопасности,– решил Роман и велел увести ншанджи обратно вниз.

– Этот ншанджи ещё послужит нам. Вот увидите, – произнёс многозначительно Роман и добавил, – оставаться вам всем здесь уже небезопасно, да и не нужно. Молодой султан в скором времени намеревается завоевать Константинополь, хотя всячески это отрицает. Вы все здесь окажетесь в роли заложников. Так что завтра же вместе с нами перебирайтесь в Константинополь. Ты нашёл покупателя для своей таверны?

– А я её уже почти продал своему соседу Ибрагиму. Аванс взял на прошлой неделе, а сегодня оформлю купчую и заберу остальные деньги.

– А не жалко покидать эту таверну?

– Жалко, когда покидают человека. Здесь греков осталось раз два и обчёлся. Уйду добровольно, пока турки не согнали.

На лестнице показались Елена и Ирина. Они сопровождали спасённую Лучию, которая ещё была слаба, но могла уже передвигаться.

– А вот и наша вчерашняя утопленница, – представил её Роману Сократ, – по-турецки говорит еле-еле, ну а греческий не знает вовсе.

Великолепная венецианка сразу же привлекла внимание верховного асикрита. Большие карие глаза, полные чувственные губы и каштановые волосы, обрамляющие приятный овал лица, не могли не всколыхнуть сердце молодого византийца. Будучи человеком более подчинённым своему уму, нежели чувствам, он мало общался с женщинами, однако оригинальная красота Лючии не могла не взволновать его.

Елена усадила спасённую напротив Романа, и они некоторое время откровенно рассматривали друг друга. Наконец девушка, не выдержав проницательного взгляда верховного асикрита, опустила глаза.

– Её зовут Лучия,– сказала Елена, пытаясь нарушить затянувшееся молчание,– а это Роман. Он у нас главный.

– Роман? – удивилась Лучия, – совсем как у нас в Венеции.

– Ты из Венеции? – спросил Роман по-итальянски,– как же ты попала в гарем?