– Эту таверну забудь навсегда. Письма будешь носить раз в неделю в хамам. Когда будешь раздеваться, оставишь послание в своей бохче, а когда вернёшься, чтобы одеться, найдёшь в бохче вместо письма вот такой кошелёк с золотыми монетами.
Роман кинул маленький бархатный кисет Аллаэтдину.
– Кто же будет забирать мои письма?
– Кто надо, тот и возьмёт. Не вздумай снова шутить с нами. А теперь, прощай, ншанджи, – сказал Роман, повернулся к нему спиной и, достав из кармана какое-то письмо и кошелёк с монетами, уже обратился ко Льву:
– Отнесёшь это посланнику Венеции Джакопо Чарутти. Здесь причитающееся ему золото и письмо с нашими указаниями. Отдашь из рук в руки и быстро нас догонишь. Всё, иди, не задерживайся.
Лев в некотором недоумении стал выходить из таверны.
Ншанджи, которого ещё не спустили в погреб, ясно расслышал указание Романа.
– Давай поменяемся кафтанами на прощание, – предложил ему старик Сократ, – я буду носить твой и всё время вспоминать о наших встречах.
Ншанджи, находясь ещё под впечатлением слов Романа, спокойно позволил Сократу стянуть с себя дорогой красивый кафтан, одев вместо него потёртое старьё старика. Елена подошла к своему бывшему возлюбленному и сказала с презрением:
– Помнишь, ты в тот день мне рассказал сказку-загадку?
– Помню, конечно, – грустным голосом произнёс ншанджи.
– А вот тебе разгадка. Парень сказал своей возлюбленной два слова: «толкни меня». Она не сделала этого, потому что любила его. А я не люблю тебя. Я тебя отталкиваю. Ты хотел предать меня, а предательство никому не прощается. Забудь обо всём, что было между нами.
Она повернулась и быстро вышла, а Аллаэтдина вновь отвели в погреб и заперли. Как только за ним захлопнулась дверца, Роман с улыбкой обратился к Соломону:
– Быстро верни обратно Льва. Скажи ему, что театр окончен, пусть возвращается.
– А к чему такой розыгрыш?– поинтересовался с недоумением старик Сократ.
– Хочу подпортить некоторым ретивым архиепископам репутацию, чтоб не дарили впредь христианских девушек султану, – ответил Роман.
Все спешно готовились в дорогу. Витязи, выстроившись во дворе, обхаживали коней, подтягивали сбрую. Старик Сократ, одетый в щёголеватый кафтан ншанджи, запрягал лошадей в доверху заполненную повозку с домашним скарбом. Когда всё было готово к отъезду, он подошёл к соседскому двору и кликнул Ибрагима. Тот, хромая, вышел во двор и подошёл к своему соседу.
– Ну, Ибрагим, принимай хозяйство, – торжественно произнёс старик Сократ.
Ибрагим зашёл в пустой дом, огляделся и довольный вышел обратно во двор.
Сократ вручил ему ключи и сказал:
– Захочешь спуститься в погреб, приставишь лестницу. Будь осторожен, не свались, погреб глубокий.
– А мне нечего туда спускаться. Это за меня сделают мои сыновья.
– Да, чуть не забыл, – добавил Сократ, – там, в погребе, у нас живёт домовой.
– Как домовой?
– Ну домовой. Вроде джинна. Ты его пока не выпускай до вечера. А то он хочет с нами уехать, а мы не желаем его брать с собой.
– Джинн? У тебя в погребе остался джинн?
Лицо Ибрагима вытянулось от изумления.
– Не надо мне никакого джинна! Забирайте его с собой! – запротестовал он.
– Нет, ты его не бойся. Он парень добрый и мало шумит. Но только страшный зануда. Вот и решили его оставить тут.
– Прошу тебя! Не оставляй мне его! Я и так натерпелся за всю свою жизнь!
– Ну, если он тебе не нужен, приставишь лестницу и выпустишь.
– И он сразу уйдёт?
– Конечно, уйдёт. Но ты не будь дураком. Возьми сначала с него выкуп.
– У него и деньги есть?
– Полный кафтан золота. Но предупреждаю, он хитёр. Прикинется дворцовым ншанджи. Ты не верь ему. Он у нас большой выдумщик.
Ибрагим слушал Сократа, раскрыв рот от изумления.
– А ты не врёшь?
– Открой погреб и сам убедись. Только очень прошу, до вечера туда не заходи. Понял?
– Понял, понял, – понимающе произнёс Ибрагим, запирая дверь таверны на ключ.
Для него, простого чабана, Сократ был всегда большим авторитетом, а его слово было законом.
– Ну тогда, прощай друг. Может, больше не свидимся.
Два соседа сердечно попрощались, и весь отряд отъехал в направлении Константинополя. Когда таверна скрылась в дали, сидящие в обозе стали безудержно хохотать.
– Я с трудом себя сдерживал, – давясь от смеха, сказал Роман, – вот придурок. Поверил в эту околесицу. А ты, Сократ, молодец. Ни разу даже не улыбнулся.
– Ты знаешь, чего мне это стоило? – хохоча признался Сократ, – много я бы отдал, чтобы посмотреть на ншанджи, когда его будут выпускать вечером из погреба. Да, жаль, не суждено нам будет увидеть эту сцену.
– Зато мы скоро увидим наш Константинополь,– произнесла Елена,– там меня ждут моя мать и дочка.
– У тебя есть дочь?– удивился Иосиф.
– Конечно, есть. Ей уже пять лет.
– Небось такая же красивая, как и ты?
– Ещё краше,– ответила с восторгом кокетка,– вы с Соломоном непременно приходите к нам в гости. А там и дочурку увидите. А то скучно, небось, жить всё время на судне?
– Придём непременно, если отец твоей дочки не будет против.
Елена только тяжело вздохнула в ответ.