Май 1452 года ничем не отличался от предыдущих. То же, не по-весеннему палящее солнце, тот же император в своей кафисме и те же пятьдесят тысяч внимающих ему византийцев. Однако эта с виду идентичная, повторяющаяся из года в год сцена сейчас отличалась от остальных лет. Отличие внешне было практически неуловимо, ибо оно скрывалось в душах византийцев, пришедших на ипподром. В этом году они явились вовсе не для веселья, а для того, чтобы подавить свой страх. Страх перед тем, что это, возможно, последний юбилей их города. Города, который уже стал столицей несуществующей империи. Он был столицей одного города.
Император Константин стоял перед своим народом, под двуглавым орлом, в окружении патриарха, логофетов, верховных асикритов и посланников иноземных держав. На его голове красовалась золотая диадема, украшенная драгоценными камнями, одет он был в расшитую золотом длинную хламиду пурпурного цвета. Наёмники-русичи под началом Василия надёжно охраняли его.
Император простёр руки к небу и торжественно произнёс:
– Мы- василевс и деспот Восточной Римской империи, остаёмся самодержцем и будем править от имени избравшего нас народа Византии. Наш город – наш щит, ибо его хранит сам Господь. Будучи наследником славного Рима, он во все времена благополучно отражал посягательства скифов, персов, арабов, а теперь и османов. Враг всегда находил свою погибель под неприступными стенами Константинополя. Мы те, которые превратили дикие племена в разумные народы, научили их читать и писать, дали единственно верную религию. Наш город-светочь и дальше будет нести просвещение в отсталые народы. А тот, кто пойдёт на нас войной, того постигнет участь тех племён, которые разбили свои головы о наши прочные стены. Берегись, Мехмед! Перед тобой неукротимый дух тысячелетнего народа!
– Свят Константин! Наш василевс и самодержец!– закричал как один весь собравшийся люд.
Он получил свою успокоительную дозу. Гарант их виртуального благополучия, император Византии, как и все его сто шесть предшественников, богообразно и в патетической форме рассеял этот противный, изнуряющий душу и сковывающий волю страх перед реально вырисовывающимся врагом. После этого воззвания напряжение на ипподроме спало, и люди начали потихоньку расслабляться, перейдя к старинной византийской забаве – скачкам.
Именно одиннадцатого мая происходили самые главные соревнования года – гонки на лошадиных упряжках. В это время народ делился на трибунах по цвету одежды на две партии: голубые сидели справа от императорской кафисмы, а зелёные располагались слева. Те же, кто не входил ни во одну из этих групп, сидели напротив императорского ложа. Вход на ипподром был всегда бесплатным, а после соревнований всем желающим тоже бесплатно раздавался хлеб.
Вся адрианопольская компания, включая спасённую Лучию, сидела на трибуне, откуда хорошо был виден василевс и его окружение. Когда начались соревнования, все принялись шумно подбадривать, и только венецианка постоянно обращала свой ищущий взгляд в сторону императорской кафисмы.
– Эй, смотрите, вон Роман!– весело воскликнула девушка, найдя среди вельмож верховного асикрита.
Она начала усиленно махать, однако тот не мог её разглядеть, ибо садившееся над ипподромом солнце слепило ему глаза. Лучия за время своего пребывания в Константинополе научилась говорить на греческом, что облегчало её общение с окружающими. Она жила с семьёй старика Сократа, который сразу же по прибытию в столицу купил небольшой двухэтажный дом, расположенный на центральной улице Месе, недалеко от форума Аркадия. На первом этаже старик открыл уютный трактир, который так и назвал – «У Сократа». На втором этаже были спальные комнаты, где располагались он с дочерью Ириной и Лучией, ставшими с тех пор неразлучными. Елена со своей матерью и дочкой проживали на параллельной улице, через один квартал, и только Иосиф с Соломоном по-прежнему жили на борту «Ангела», пришвартованного в бухте Золотого Рога.
После возвращения из столицы османов шкипер объявил, что собирается остаться в Константинополе на неопределённое время, и потому каждый член команды «Ангела» мог самостоятельно распорядиться своей судьбой. Почти все пожелали отправиться обратно в Александрию и, взяв расчёт, распрощались с Иосифом. На судне остался лишь испанец Диего, который стал помощником шкипера и полностью заменял своего хозяина в период его отсутствия.
Разрозненность не мешала всей компании, сплотившейся во время их приключений в Адрианополе, продолжить свою дружбу. Почти ежедневно они собирались и весело коротали время в трактире у Сократа, частенько вспоминая адрианопольские события. Иногда, к огромной радости Лучии, к ним присоединялся Роман, который скрашивал их времяпрепровождение интересными историями.