Падение империи

– Её муж был мореходом и погиб вместе с судном во время плавания в Фессалоники, – печально промолвила Ирина, -с тех пор она ненавидит море и всё, что связано с ним.

– Разве можно ненавидеть море! Оно же прекрасно! – недоумевая произнёс Иосиф, который успел изрядно соскучиться по своему «Ангелу».

Ибрагим с сыновьями после вечернего намаза решили пойти наконец в таверну. Он открыл дверцу погреба и прислушался. Из темноты послышался какой-то шорох.

– Есть здесь кто?– крикнул он.

– Есть, есть! – обрадовался турецкой речи ншанджи, – прошу тебя, подай мне лестницу!

– А ты кто такой?

–Я ншанджи его величества, – гордо сказал пленник, – а ну, чабан, вытащи меня отсюда.

– Правду мне говорил Сократ, что этот джинн будет прикидываться ншанджи, – сказал Ибрагим сыновьям и крикнул ему, – ты мне мозги не крути! Мы всё про тебя знаем!

– Что ты знаешь?

– Я знаю, что ты джинн. И нечего юлить.

– Какой джинн, придурок. Джиннов не существует. Я – ншанджи его величества. Сократ держит меня взаперти уже два дня.

– Ври, да не завирайся. Стал бы Сократ запирать дворцового чиновника у себя в погребе? Делать ему нечего? Хоть ты и хитрый джинн, но меня не проведёшь. Ибрагим таких, как ты, сотнями видал на своём веку.

Аллаэтдин понял, что не сможет уговорить чабана и решил поменять тактику.

– Ладно, я – джинн. Только выпусти меня отсюда.

Ибрагим хотел уже приставить лестницу, но потом опять передумал и сказал:

– А зачем мне тебя оттуда вытаскивать? Вдруг ты захочешь мне причинить зло? Нет уж, посиди там ещё.

Ншанджи понял, что влип основательно, и в отчаянии крикнул:

– Я тебе хорошо заплачу! Быстро подавай лестницу!

– А не верю тебе,– ответил Ибрагим, упиваясь своей властью над джинном.

Аллаэтдин, поняв что перед ним конченый идиот, бросил ему золотой византин.

– Ого,– удивился чабан, пробуя золото на зуб,– ты и вправду джинн. Бросай ещё, а то уйду и вернусь только через месяц.

Аллаэтдин в отчаянии выбросил всё имеющееся у него золото. Ибрагим с восторгом собрал монеты и произнёс:

– Воистину велик и мудр наш Сократ!

Затем он велел сыновьям спустить лестницу, а сам быстро выбежал из таверны. Ншанджи выкарабкался из погреба и в бешенстве выскочил во двор. Бледный, весь взъерошенный, в одежде старика Сократа – в таком виде он действительно походил на кого угодно, но только не на дворцового ншанджи. От его былого лоска не осталось и следа.

–Ты мне дорого заплатишь за это, вонючий скотник! – заорал он на чабана.

Ибрагим ничуть не сомневался, что перед ним представитель потусторонней силы. Он, который, кроме овечьих курдюков, больше ничего интересного в жизни не видал, запросто бы мог принять за сатану даже самого великого визиря.

– Вы посмотрите! Он напялил на себя одежду нашего Сократа! А ну, бей его, ребята, чтоб впредь не досаждал нам.

Чабан и его сыновья, вооружившись вилами и топорами, стояли в оборонительной позиции, окружив бывшего пленника со всех сторон, готовые забить его до смерти. Аллаэтдин понял, что если он будет так продолжать, эти люди его просто убьют. Ему ничего не оставалось делать, как по-быстрому удалиться и навсегда забыть дорогу в эту злосчастную таверну.

Селим со своим слугой Кяром по приказу великого визиря направился в Константинополь. Решено было, что он под видом заморского купца поселится в Галате и будет оттуда посылать различного рода информацию. В основном везиря интересовала степень обороноспособности города и количество находящихся там воинов. Кроме того, Селим должен был собирать различные слухи, которыми была так богата столица Византии. Такого рода обязанности и раннее возлагались на него, и потому бывший пират с охотой приступил к выполнению поручения. Но более всего везиря интересовало местонахождение золота Византии, для чего Селиму было поручено подкупить кого-нибудь из близкого окружения императора Константина. В качестве гонца решено было использовать Кяра, и Селим весь путь повторял одно и тоже:

– Внимательно запоминай дорогу, Кяр, ибо будешь регулярно носить письма в Адрианополь.

Кяр утвердительно кивал головой и, похоже, старался всё запомнить.

Боясь заплутать, они постоянно спрашивали дорогу у местных жителей. Находясь уже недалеко от города, Селим на плохом греческом уточнил у местных крестьян в правильном ли направлении он идёт. Те, отвечая ему тоже на греческом, сказали: «IS TIN POLIS». Он плохо понял их и переспросил:

– Истанболи? Что это такое? Ага, вспомнил. Это по-гречески означает «к городу». Значит, мы с тобой на верном пути Кяр. Вперёд, на Истанбол.

Сам того не ведая, Селим назвал Царьград тем именем, которым его впоследствии назовут османы, если их Бог окажется сильнее бога византийского.

Боже, спаси Константинополь!

День рождения Константинополя всегда праздновали одиннадцатого мая. Ежегодно в этот день жители города собирались на ипподроме и в торжественной обстановке отмечали эту знаменательную дату.