Падение Калико

Ведя меня по коридору, Медуза даже не оглядывается на меня, и чувство страха пронзает мой желудок. Может быть, она знает о солдате. Может быть, он рассказал ей о том, что произошло на кухне, о том, что я совершала с ним сексуальные действия. Может быть, это был тест, чтобы увидеть, позволю ли я ему использовать меня таким образом.

О, Боже.

Когда мы заходим в лифт, я наблюдаю, как солдаты Легиона выводят Валдиса из комнаты, его тело большое и угрожающее, даже в окружении стольких людей. Возможно, я испортила эксперимент, и Валдис больше не нужен. Может быть, я больше не нужна, как и девушка, приставленная к Титусу.

Каждый мускул в моем теле дрожит, пока я стою там, ожидая, что волшебным образом появится какое-нибудь объяснение. Дверь лифта наконец закрывается, и я сглатываю, преодолевая сухость в горле, поднимая взгляд на Медузу.

— Что-то не так? Мой голос тихий и слабый, наполненный слезами, которые я все еще не пролила.

— Планы изменились.

Планы меняются. Передумываю. Меняю темы. Мой разум лихорадочно перебирает смысл ее слов, уступая замешательству, которое выбивает меня из равновесия.

— У меня… неприятности?

Строгий взгляд, еще более пустой, чем раньше, лишь на мгновение останавливается на мне, прежде чем она поворачивается обратно к дверям лифта.

— Это еще предстоит увидеть.

Глава 13

Четыре года назад

Ночи в этом месте тяжелее всего. Днем меня отвлекает постоянное движение вещей. Тела везут по коридорам — в хирургию, в мусоросжигательную печь. Я могу заметить разницу, потому что тела, предназначенные для сжигания, обычно накрыты простыней. Затем следует наблюдение за знакомыми лицами, которые не появляются к ужину на следующий день, или чья кровать оказывается пустой, прежде чем ее быстро заполняет новое лицо.

Время от времени вспыхивает драка, и это всегда несколько захватывающе, особенно когда объекты утаскивают и их больше никто не видит.

Но ночи — это нечто другое. Ночи — это когда это место погружается в кромешную тьму. Когда крики просачиваются сквозь стены. По ночам я скучаю по хихиканью и шепоту моей сестры, и я слишком много думаю о том, что произойдет с нами двумя.

Мне это снится в кошмарах, и иногда, клянусь, эти крики напоминают крики моей сестры, но потом я вижу ее за ужином на следующий день, и все снова хорошо.

До ночи.

— Эй! Девочка! Шепчущий голос принадлежит девушке на соседней койке. Той веснушчатой, которая напала на меня в первый день здесь. Некоторые называют ее Ли, другие Нила. Некоторые по ее номеру, который я с тех пор забыла. Если не считать нескольких случайных взглядов, она не беспокоила меня с того дня во дворе, но при первом прикосновении к моей руке мои мышцы напрягаются, и я поворачиваюсь на кровати, сжимая руки в кулаки и готовясь нанести удар.

— Ты работаешь на кухне, верно?

В замешательстве уставившись в темноту, которую она несомненно не видит, я киваю.

— Да.

— Ты принесешь нам два куска хлеба. Завтра после ужина.

Кража хлеба с кухни — одно из тягчайших преступлений, которое влечет за собой суровое наказание. Я знаю это, потому что начальник кухни говорил мне об этом по меньшей мере полдюжины раз в течение моего первого рабочего дня. Итак, какого черта я должен рисковать своей задницей ради этой девушки?

— Что я с этого получу?

— Защита. Тебе нужны люди в этом месте. Я знаю здешних мальчиков. И девочек постарше. Девочек, которые знают твою сестру.

Я замираю при этих словах, в моей груди расцветает надежда. Даже если я физически не могу быть рядом с Брайани, возможно, я все еще могу предложить ей бдительный взгляд, даже если это не мой.

— Ее казармы?

— Да. Мой друг работает транспортником. Все время там, внизу. Ты каждый вечер приносишь нам двоим хлеб, я позабочусь о том, чтобы о тебе и твоей сестре позаботились.

Размышляя об этом мгновение, я мысленно взвешиваю последствия кражи и реальную возможность того, что кто-то может причинить вред моей сестре.

— Договорились, — шепчу я в ответ.

— Они будут у тебя под подушкой.

Я оглядываю кухню в поисках каких-либо признаков присутствия охранников или руководителя кухни и засовываю куски хлеба за пояс брюк. Если это заведение не хочет, чтобы кто-то воровал еду, они не должны делать это так просто. Любой достаточно амбициозный человек мог очистить заведение, если бы захотел, и был готов понести любое наказание, которое за этим последует. Я прочищаю сливное отверстие, глядя на мягкие кусочки хлеба и кусочки сырой фасоли. Даже это могло бы наполнить чей-нибудь желудок, если бы они были достаточно голодны, и я не насмехаюсь над этой идеей.

Это вполне могла быть я.

Я высыпаю размокшую еду в мусорное ведро для компоста, запах которого начал распространяться по кухне.

Чья-то рука касается моего плеча, и я вздрагиваю, оборачиваясь, чтобы увидеть своего руководителя кухни, стоящего позади меня. Немного выше и худощавее, она часто улыбается, несмотря на это место. Я не могу представить почему, учитывая, что у нее больше шрамов, чем у любой женщины, которую я здесь видела.