– Тит, надо попросить императора, чтобы он дал нам лучших эскулапов, в его распоряжении сотни их. – сказал отец.
– Не надо никуда идти, я полностью доверяю опыту Рубрия, столько лет безупречной службы! – произнесла Домицилла, – я лишь хочу всех вас попросить, чтобы вы после моей смерти продолжали жить и наслаждаться жизнью… Мой дорогой Домициан! – и она обняла его. – Я так скорблю, что не смогу тебя вырастить, как вырастила твоего брата и сестру. Хотя я вижу, что ты уже вырос и окреп… Домицилла! – она взяла ее за руку. – Я прошу прощения, что всегда к тебе холодно относилась, но при этом тебя всегда очень любила и рада, что ты у меня умная и красивая… И, наконец, мой любимый и дорогой супруг! Пообещай, что если встретишь свою любовь, не будешь ее отталкивать в память обо мне. Пусть вас всегда хранят бо… – При этих словах она тяжело вздохнула и перестала дышать, а глаза застыли, глядя в пустоту.
Мальчик стал горько плакать, а дочь рыдать и кричать. Тит и Веспасиан молча смотрели на тело умершей, и только глаза их выражали все, что было у них на душе. Отец повернулся и нетвердыми шагами вышел в атрий, где позвал ординария10
Марка, который практически был вторым хозяином виллы. Все обязанности лежали на нем, и его приказы выполнялись другими рабами виллы. Было ему пятьдесят восемь, но работоспособности Марка позавидовал бы и тридцатилетний. Когда он подошел, Веспасиан велел отправить гонцов всем родственникам с извещением о смерти. Рабам повелел обмыть и натереть тело маслом, одеть в дорогую столу11 и вынести умершую в атрий для прощания, а также нанять префиц12 и музыкантов. Ординарий поклонился и ушел выполнять приказание, при этом выразив искреннее соболезнование. Когда Веспасиан вернулся в кубикулу, тело супруги уже осмотрел лекарь и констатировал смерть от неизвестной болезни. Тит взял за руку Рубрия и сказал на ухо:– Эскулап, мы бы могли выйти, нам необходимо переговорить.
Лекарь кивнул и пошел за молодым человеком. Хозяин виллы задумчиво проводил их взглядом, но остался стоять на месте. По дороге они увидели жреца возле ларария13
, который молился и подсыпал ладан на жаровню с горящим углем. Наконец, вошли в таблин14, где находился стол, сделанный из металла и дерева к которому примыкала кафедра15. На столе стояла масляная лампа довольно ярко освящавшая пространство. Тит приблизился к сундуку в темном углу, достал оттуда какую-то вещь и сразу спрятав за спину, начал говорить:– Ты знаешь, эскулап, несмотря на твой возраст я считаю тебя самым бездарным человеком во всей империи. – при этих словах в глазах его появилось нечто зловещее.
Лекарь, испугавшись, решил быстро успокоить своего собеседника:
– Господин Тит, я сделал все, что смог и уверяю, что другой, будь то хоть личный эскулап самого Нерона, оказал бы такую же помощь, как и я. – Рубрий говорил елейным голосом, спиной приближаясь к выходу. – Если ты помнишь, а я думаю, что ты не можешь не помнить этого, когда ты и Британик отравились на пиру у Нерона, кто тебя вытащил из рук Плутона?
Тит замер, вспоминая, что произошло десять лет назад. Тогда на пиру во дворце, Нерон отравил истинного наследника императора Клавдия Британика, лучшего друга Тита. Отравленное вино тогда выпил и Тит, но благодаря своевременной помощи эскулапов Нерона и личного лекаря Флавиев, его спасли. Тогда он готов был осыпать Рубрия всем золотом мира, но сейчас у него на уме было одно, отомстить за смерть матери, по его мнению, виновником которой, был эскулап. Он вытащил руку из-за спины, в которой оказался серебряный кинжал и подбежав, второй рукой прижал дверь, чтобы тот не вышел.
– Не кричи, только хуже будет.
У лекаря от ужаса глаза почти выкатились из орбит. Он весь задрожал, ожидая смертельного удара.
– Видишь, как все в мире меняется. Еще недавно я бы всем пожертвовать ради тебя, а сейчас могу убить, не испытывая никакой жалости.
Тит боролся сам с собой: «Нет я не могу ошибаться. Этот мошенник убил мою мать… но меня спас. Может, он действительно не виноват? Мать всегда учила поступать мудро и обдуманно… и я ей обещал поступать разумно, тем более, что она Рубрию доверяла». После нескольких мгновений внутреннего противостояния Тит сдался:
– Вон отсюда, и чтобы больше я тебя здесь не видел. Если увижу, то убью!
Рубрий от радости чуть было не обомлел.
– Я понял, понял. Благодарю господин, да благословят тебя боги. – И, отворив дверь, не переставая кланяться, исчез в атрии.
Тит выронил кинжал, сел на четвероногий скамн16
со слезами на глазах. В этот миг в таблин вошел отец, и положив руку ему на плечо, начал говорить: