В воскресенье 28 апреля, за два часа до рассвета, два крупных транспортных судна, венецианское и генуэзское, тщательно обшитые тюками, выскользнули из-под защиты перских стен в сопровождении двух венецианских галер с сорока гребцами на каждой; флотилией командовали сам Тревизано и его помощник Заккариа Гриони. За ними последовали три легкие фусты, каждая с семьюдесятью двумя гребцами, на первой был сам Коко, а также несколько лодок с горючими материалами. Выходя в путь, моряки увидели яркий свет, пылавший в одной из башен Перы. Не сигнал ли это туркам, подумали они, но, когда приблизились к турецким кораблям, казалось, все было спокойно. Тяжелые транспорты и галеры медленно двигались по воде, и Коко потерял терпение. Он знал, что его фуста может их обогнать, поэтому, желая действовать и добыть себе славу, провел ее сквозь строй кораблей и направился прямо к туркам. Вдруг раздался грохот – турецкие пушки открыли огонь с берега. Кто-то их предупредил. В корабль Коко попало одно из первых ядер. Несколько минут спустя другое ядро ударило прямо в середину и затопило его. Несколько моряков сумели доплыть до берега, но большинство, включая и самого Коко, погибли. Другие фусты и лодки, тянувшиеся за ними, спаслись под защитой галер. Но к тому времени, как они подошли, турецкая артиллерия уже осыпала их нескончаемым градом снарядов, целясь при свете факелов и собственных вспышек. В два транспортных судна, шедшие впереди, попали много раз. Тюки спасли их от серьезных повреждений, но моряки были слишком заняты тем, что тушили тлеющий огонь от ядер, чтобы как-то помочь меньшим судам, многие из которых затонули. Турки сосредоточили главные усилия на галере Тревизано. Два ядра, пущенные со склона холма, ударили в нее с такой силой, что ее стало заливать водой. Тревизано и команде пришлось спасаться с корабля на шлюпках. После этого успеха турецкие корабли при бледных лучах рассвета двинулись в атаку. Но христианам удалось выйти из положения. Через полтора часа сражения обе эскадры вернулись на свои стоянки.
Сорок моряков-христиан доплыли до берега у турецких позиций. Позднее их зверски казнили на виду у города. В отместку двести шестьдесят находившихся в Константинополе пленников вывели на стены и обезглавили на глазах у турок.
Битва еще раз показала, что христиане превосходят турок в качестве своих кораблей и морском искусстве. Но тем не менее поражение дорого им обошлось. Они потеряли галеру, фусту и около девяноста своих лучших моряков. Только один турецкий корабль затонул. Город погрузился в глубокое уныние. Было ясно, что теперь уже турок не выдворить из Золотого Рога. Они не получили главенствующего положения; христианский флот все еще оставался на плаву, но гавань больше не была безопасной, и длинная линия стен, которые стояли перед ней, теперь не была свободна от опасности нападения. Грекам, которые помнили, что именно через эти стены крестоносцы вошли в город в 1204 году, перспективы казались особенно угрожающими; и император и Джустиниани отчаялись узнать, как теперь они могут управлять всеми защитами.
Переправив половину флота в Золотой Рог и сорвав попытку христиан выбить оттуда захватчиков, Мехмед одержал великую победу. Кажется, он все еще думал, что город придется брать, пробивая бреши в стенах на суше, но зато теперь он мог постоянно угрожать стенам со стороны гавани, держа при этом у бона достаточно кораблей для полной блокады города. Более того, если даже какой-то флот придет на выручку и сумеет прорвать блокаду, он не найдет покоя в гавани. Новое положение дел также давало султану более плотный контроль над Перой. Тамошние генуэзцы играли позорно двуличную роль. Правительство Генуи дало местным властям полную свободу, вероятно посоветовав им придерживаться нейтрального курса. Так они официально и поступали. Общие симпатии колонии были на стороне единоверцев-христиан по ту сторону гавани. Некоторые горожане влились в ряды Джустиниани. Купцы колонии продолжали торговать с городом, посылая ему все товары, которые могли уделить. Другие, правда, торговали и с турками, но многие из них взяли на себя роль разведчиков и докладывали Джустиниани все, что удалось разузнать в турецком лагере. Да и власти колонии настолько поставили под угрозу свой нейтралитет, что позволили прикрепить цепь, преграждавшую гавань, одним концом к их стене; и, хотя их корабли не принимали участия в боях, по всей видимости, генуэзские моряки помогали кораблям у заграждения. Однако любому генуэзцу трудно было любить греков и еще труднее – венецианцев. Немногие воины-храбрецы вроде Джустиниани и братьев Боккиарди со всем пылом бросались в бой; но в Пере, где обычный человек не ощущал непосредственной угрозы, такой героизм казался несколько сумасбродным.