Падение Константинополя. Гибель Византийской империи под натиском османов

В Морее, где братья-деспоты Димитрий и Фома только-только перестали конфликтовать, когда подступила чужеземная опасность, после вести о взятии Константинополя разразился общий мятеж поселившихся на полуострове албанцев. К мятежникам присоединилось множество греков, и их тайно поддержала Венеция. В отчаянии братья обратились за помощью к султану. Старый военачальник Турахан-бей перешел через Коринфский перешеек и восстановил порядок. На прощание он велел братьям жить в мире. Но вскоре они снова рассорились и друг с другом, и со своими вассалами и забыли послать султану ежегодную дань. Весной 1458 года султан самолично повел армию через перешеек. Коринф продержался против турок до августа, несколько других крепостей сопротивлялись ему не менее храбро, но все напрасно. Когда Коринф пал и турки опустошили перешеек, деспоты пошли договариваться о мире со своим повелителем. В наказание у них отняли половину деспотата, включая Коринф, Патры, Арголиду и столицу Фомы Каритену; и в возмещение им пришлось заплатить крупную сумму. На обратном пути на север Мехмед задержался в Афинах, с великим прошлым которых он был хорошо знаком и хотел отдать им дань уважения.

Едва он уехал, деспоты снова разругались. Димитрий заявлял, что единственное спасение для него и всей страны – подчиниться туркам. Фома возлагал надежды на новоизбранного папу Пия II, который обещал ему помощь на Мантуанском соборе, состоявшемся осенью 1458 года. Эта помощь прибыла в Морею на следующее лето в составе трехсот наемников, из которых за две сотни заплатил Пий и еще за сотню – Бьянка Мария, герцогиня Миланская. Вскоре они перессорились и с Фомой, и между собой и вернулись в Италию. Тем временем Димитрий позвал турок. Но снова забыл уплатить дань, которую должен был султану. Мехмед, возмущенный беспорядком в деспотате и встревоженный папским вмешательством в его дела, решил с ним покончить.

В начале мая 1460 года Мехмед явился в Коринф во главе крупной армии. После некоторых колебаний Димитрий капитулировал сам и сдал свою столицу Мистру. Фома какое-то время укрывался в Мессении, затем морем бежал на Керкиру. Брошенные своими правителями, жители Пелопоннеса подчинились туркам, кроме нескольких крепостей, воодушевляемых гордым и безнадежным героизмом, которые продолжали сопротивляться, но пали одна за другой. Штурмом ли их взяли или принудили к сдаче голодом, их жителей перебили всех до единого. К осени был оккупирован весь полуостров, за исключением крепости Салменикон под командованием Грецаса Палеолога, продержавшейся до следующего лета, венецианских портов Модона и Кротона, которые спаслись благодаря тому, что осыпали султана роскошными дарами и почестями, и приморского города Монемвасии, который признавал своим господином Фому, а после его бегства оказался под властью сначала каталанского пирата, а потом – римского папы, который в 1464 году передал его Венеции.

Затем пришел черед трапезундской империи. Иоанн IV, Великий Комнин, тот самый, кто радовался смерти Мурада II, в чем его упрекал Сфрандзи, и кто, пообещав султану немалую дань, заслужил неприкосновенность в 1453 году, умер в 1458-м, оставив двух замужних дочерей и сына Алексея всего лишь четырех лет от роду. Многолетнее регентство наверняка окончилось бы катастрофой; поэтому трапезундцы назначили императором Давида, младшего брата покойного императора Иоанна. Давид посчитал, что султан слишком занят в Европе, чтобы беспокоиться из-за Восточной Анатолии. Он поддерживал связь с Венецианской и Генуэзской республиками и папской курией, и все они обещали ему помощь; а также он особо рассчитывал на дружеские отношения своей династии с самым могущественным из местных туркменских вождей – Узун-Хасаном, главой «белобаранных»[103]. Узун-Хасан был грозным правителем, который сумел подчинить себе Восточную Анатолию, противодействуя османам. Его союзниками были эмиры Синопа и Карамана, а также царь Грузии, зять императора Давида, и грузинские князья Мегрелии и Абхазии. Его предки в основном были христианами. Его бабушка по отцовской линии была трапезундской принцессой, а мать – христианкой из Северной Сирии, и сам он женился на трапезундской принцессе, дочери императора Иоанна Феодоре, о которой венецианский путешественник писал: «По общему признанию, в то время не было женщины красивее». Имея такого друга, как Узун-Хасан, император Трапезунда считал, что ему ничто не угрожает.