Георгий Амируцис, который вскоре после падения Константинополя написал Виссариону умоляющее письмо с просьбой прислать денег на выкуп его младшего сына Василия, сумел заслужить милость турок своими интригами в Трапезунде. Его родич Махмуд-паша оставался ему верным другом и обратил на него внимание султана; и когда его старший сын Александр принял ислам, его положение улучшилось. Султана Мехмеда впечатлила его эрудиция, и он поручил Амируцису подготовить современное издание «Географии» Птолемея, которую Александр, тогда уже прекрасно владевший арабским языком, снабдил арабскими именами, а затем и полным переводом на арабский. Позже, в 1463 году, Георгий увлекся вдовой последнего герцога Афинского, которая жила на пособие в Константинополе, и хотел жениться на ней, хотя у него была еще жива жена. Патриарх Дионисий отказался одобрить двоеженство. Поэтому Георгий интригами добился низложения патриарха, а сам сделался мусульманином. Несколько недель спустя он скоропостижно умер, играя в кости. Так Господь совершил над ним свой суд.
Единственный из ученых, чей свет озарял последние годы византийской свободы, Георгий Схоларий Гемист был призван сыграть созидательную роль в устройстве нового мира, чтобы сплотить церковь своего народа и дать ему правительство, которое бы в окружающем мраке поддерживало огонек прежних имперских традиций, пока не забрезжит рассвет и Византия, словно Феникс, не возродится вновь.
Рассвет так и не наступил. Византия как древняя вселенская империя исчезла навсегда.
Легко сказать, что в масштабе всей истории человечества 1453 год мало что значит. Византийская империя и так была обречена. Урезанная, малонаселенная, обедневшая, она не могла не погибнуть сразу же, как только турки собрались бы нанести ей смертельный удар. Теория, что византийские ученые нахлынули в Италию из-за падения их столицы, несостоятельна. Уже долее поколения Италия принимала у себя византийских профессоров, а из двух великих фигур греческой мысли, которые были еще живы в 1453 году, один – Виссарион – уже находился в Италии, а другой – Геннадий – остался в Константинополе. Если торговле в итальянских морских портах суждено было зачахнуть, это случилось скорее из-за открытия океанских путей, а не из-за турецкого господства над проливами. Генуя, правда, после 1453 года быстро пришла в упадок, но главным образом из-за своего шаткого положения в Италии. Венеция еще много лет вела активную торговлю в Леванте. Если русские выступили поборниками православия, а Москва возвысилась как Третий Рим, то и это была уже не революционная идея. Русская мысль еще прежде двигалась к этому, когда русские войска выпроваживали татарских нехристей назад в степи, а Константинополь все глубже погружался в нищету и заключал нечестивые сделки с Западом. Все эти семена уже были посеяны. А падение Константинополя всего лишь ускорило жатву. Если бы султан Мехмед был не так целеустремлен или Халил-паша – более убедителен, или если бы венецианская армада вышла в море на две недели раньше, или если бы в последний критический момент Джустиниани не ранили у стены, а потайную дверь в Керкопорте не оставили раскрытой, в конечном счете это мало что изменило бы. Возможно, Византия просуществовала бы еще десять лет, и наступление турок в Европу было бы отсрочено. Но Западу эта передышка не принесла бы никакой пользы. Напротив, Запад счел бы сохранение Константинополя знаком того, что опасность в конце концов оказалась не такой уж грозной. Он с облегчением бы вернулся к собственным делам, и через несколько лет турки повторили бы свое наступление.