Падение Небесного города (ЛП)

Голодное тело больше не могло держаться. Я привык к темноте, и я легко схватил тарелку с едой и принялся запихивать ее в рот. Я пытался замедлиться, но не смог. Я ел быстро. Я не хотел чувствовать вкус этой гадости. Приятного не было ничего.

Я закончил и лег, ожидая, пока тело выработает энергию, чтобы я снова смог упражняться с железкой.

Желудок скрутило.

Я зажал ладонью рот. Только не тошнота. Нельзя. Мне нужно…

Поздно. Я не мог остановиться.

Нельзя было столько съедать.

Кожа стала липкой. Если бы я мог пить воду, выступил бы пот. Тени кружили перед глазами.

Чем меня накормили?

Я прислонился к стене, съехал на пол. Силой заставлял себя дышать. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.

Дверь распахнулась, и из света появилась королева Никс. Она вытерла мое лицо холодным мокрым полотенцем, капли воды стекали по потрескавшимся губам в мой рот.

— Синн, глупый мальчишка, — она прижала мою голову к груди, баюкая. — Закончим с этим. Давай закончим…

Я покачал головой. На большее не хватало сил.

Ее рука скользнула по моей, обхватила запястье и подняла.

— Такой ты теперь? И тебе этого хватит? — она позволила моей руке упасть.

Боли не было, когда рука ударилась о холодный пол.

Она ударила меня.

— Ты куда выше этого, Праймус. Куда лучше.

— Нет, — прохрипел я.

Не знаю, сколько это длилось. Глаза закрылись, мир кружился.

— Ты не победишь, Синн, — прошептала она. — И станешь моим, — она встала и оставила меня на полу. — Отнесите его в мои покои. Посмотрим, годится ли мальчишка на что-нибудь еще.

За что мне такой ад?

Глава 6 Что за игру она ведет?

Они отвели меня в огромную купальню, где меня отмывали так яро, что кожа стала красной, раны открылись. В еде явно что-то было. Как я ни пытался, я не мог пробиться через туман. Тело горело, а мне было холодно. Руки и ноги были тяжелыми, я даже голову сам поднять не мог.

Жалкое зрелище.

Свет заблестел под водой, бросая блики на светло-голубые стены и потолок, приятно успокаивая меня. Мужчины опустили меня в пузырящийся бассейн горячей воды, голова едва выглядывала над поверхностью. Я не знал, куда они ушли. Они ушли.

А я отмокал в кипятке, словно меня хотели сварить.

Я хотел сбежать, но понимал, что не мог. Меня злила собственная беспомощность. Печаль уже не горела во мне. Горе, злость и ярость оказались бесполезными. Я устал и истратил все, что поддерживало меня. Я закрыл глаза и наслаждался паром от воды, ждал того, что будет дальше, молился и надеялся, что все закончится.

Меня вытащили до того, как я сварился, хотя ладони уже сморщились. Я уже мог стоять сам. Но не идти. Служанки нарядили меня в одежды, что были намного лучше прежних. Но она была неприятной. Чужой.

— Идти можешь? — спросил один из них. Безликий. Безымянный. Море форм. И все выглядели одинаково.

Я с трудом кивнул.

— Хорошо, — он отвернулся. — Надоело тебя нести. Иди за мной.

Я шел медленнее, чем привык, и неуклюже. Приходилось держаться за стену. Мы прошли три лестничных пролета, часто останавливаясь, чтобы я отдышался, и наконец добрались до комнаты с бархатом и светом.

Королева Никс ждала меня. Она сидела на пуфике у зеркала, служанка расчесывала ее длинные черные волосы. Как только мы вошли, она встала и подошла ко мне.

— Ты выглядишь уставшим.

Я ничего не сказал. Конечно, я выглядел отвратительно. Один глаз все еще не открылся, опухший, да и второй едва мог видеть сквозь щелку. Я стоял посреди комнаты и оценивал ситуацию. Если это ад, то я не понимал, как он устроен.

— Ложись на кровать, — сказала она, указав. — Я обработаю твои раны.

Я замер. Все внутри кричало об опасности, но как кровать может быть опасной? Она повернулась ко мне с невинным видом.

— Ты месяцами просидел там. Идем, пусть твое тело вспомнит удобства.

— Зачем?

— Моя королева, — сказал страж, выпрямившись, — помощь еще нужна?

Она прогнала его взмахом руки.

— А теперь покончим с этим. Идем.

— Зачем? — повторил я.

Она отступила на шаг.

— Зачем? О чем ты, Праймус?

— Зачем… — я взмахнул рукой, — это? И сейчас?

— Ты заговоришь на языке Рук, узнаешь этот язык хорошо, — она улыбнулась мне, словно я был ребенком, и обхватила ладонью щеку. — Ты думаешь путано.

— Ясное дело, — сказал я на своем языке. — Меня ведь били.

— Прошу прощения, милый, но так было нужно.

Я сглотнул и уставился на нее одним глазом.

— Тебя нужно изменить, перевоспитать.

— Промыть мозги?

Она цокнула языком.

— Может, понадобится еще?

— Еще? Еще избиений?

— Да, если потребуется.

Я уставился на нее с усталым потрясением.

— Серьезно?

Она закрыла глаза и покачала головой.

— Почему ты все еще говоришь на языке этих варваров?

— На языке моей Семьи?

Выражение ее лица ожесточилось, глаза сузились, щеки вспыхнули от гнева.

— Теперь я твоя семья, Синн. Ты Праймус.

Я фыркнул:

— Моя семья?

Она улыбнулась, гнев растаял.

— Да, — ее голос смягчился, как и ладонь на мне. — Идем. Пей. Ешь. И поспи, — она толкнула меня на кровать.

Я не сопротивлялся. Не хватало сил.

Она дала мне стакан воды, помогла поднести его к губам. Когда я допил, она забрала его и вручила вместо него кусок хлеба.

— Медленно.

Я грыз хлеб, но все казалось тяжелым: и веки, и руки.