Падение Небесного города (ЛП)

Треск пистолета заполнил воздух поверх рева двигателей. Времени мало. Я знал, что Исра не бросит отца. Я сунул пистолет за пояс, на бегу бить было сложно, и прыгнул.

Корабль был в гектометре внизу.

Что-то уцепилось за мою грудь и потянуло наверх.

Я поднял руки. Веревка.

Я рухнул на палубу и проехал пару футов от удара. Я пытался оторвать веревку, но она тащила меня по палубе.

Мужчина в плаще шел ко мне с пистолетом в руке.

Я не мог освободиться, не видел узла, если он вообще был. Я не понимал, куда меня тянут. Я извивался, но ничего не видел. Я поднялся на ноги, схватившись за веревку, проверяя ее длину и определяя направление.

Одинокая мачта, и веревка шла с вершины.

Я в беде.

Я вытащил нож и ударил по ней.

Она была металлической.

Кто делает веревку металлической?

Пистолет затрещал.

Боль пронзила руку. Я взвыл, но не перестал бороться с веревкой. Она натянулась. Я взмыл в воздух над крышей «дворца». Веревка дернулась. Нож выпал из моих рук, я был свободен. Между мной и палубой был лишь воздух. Много воздуха.

Я закрыл лицо руками и сгруппировался. От удара заболели лодыжки, колени, бедра. Я перекатился и встал, пошатываясь.

Я не успел вытащить мечи, мужчины схватили меня и потащили. Разожгли новый костер, все остальные тоже горели. Я безумно искал. Где отец? Он не мог умереть.

Сакр кричал над нами, дико размахивая хвостом ящерицы. Он обезумел, быстро махал крыльями. Когти впились в стража, тот ударил по птице.

Огонь вырвался из костра рядом со мной, показав корчившееся от боли тело. Отец!

Я не мог дышать, не верил в то, что видел.

Он посмотрел мне в глаза, лицо искажала боль, зубы были стиснуты.

Поражение.

Сакр закричал, борясь.

Печаль.

Я моргнул. Голова кружилась, стражи привязывали мои руки к шесту за спиной, поджигали сухие водоросли.

Злость.

Яростный рев боли стал громче, Сакр взлетел. Когти схватили пустоту, крылья сложились, он падал.

Нет!

Вой затих. Огнедышащий сокол отца сгорел. Горящие перья уносил ветер.

Горе.

Огонь подступал ко мне, к моим ногам. Водорослей было мало, чтобы появился дым. Я это знал. Огонь схватит меня до дыма, но легкие уже горели.

Ярость.

Голова кружилась. Я посмотрел на отца. Его тело застыло.

Так жарко! Пот проступил на коже. Костер трещал.

Злость. Горе. Ярость.

Я глубоко вдохнул и посмотрел на небо.

Ярость. Ярость. Ярость. ЯРОСТЬ!

Я взревел, огонь добрался до моих ног, пополз по штанам к плащу. Шепот его силы донесся до ушей. Я был поглощен, чувствовал лишь горе, потерю, печаль, поражение, злость… и гнев.

Огонь угас.

Я стоял на горе угля, не связанный, обнаженный, ткань обгорела на мне. Огонь был в моих венах, на моей коже.

Я пошатнулся, слишком уставший, чтобы держаться на ногах.

Стражи отступили, тревожно перекрикиваясь.

Я слышал ее шаги до того, как увидел ее черные ботинки.

Грубые руки подняли меня на ноги. Не хватало энергии сопротивляться. Разве я не должен уже умереть?

Черные глаза Никс смотрели на меня.

— Синн Кадар Эль-Асим, — сказала она бархатным шепотом. — Сплошная проблема, — она отступила. — Уведите его вниз. Он Меченый дома Прутьев. Мы заберем его в Небесный город.

Небесный город? Меченый? Что за…

Что-то ударило меня по голове, мир погрузился во тьму.

Глава 4 Напоминание о людях

Я проснулся от холода, зубы стучали.

Я попытался сесть, но голова так болела, что подступала тошнота.

— Ложись, — прошептал мягкий голос. Нежные руки прижались к моим обнаженным плечам. — Успокойся. Ты в безопасности, Синн Праймус.

Я покачал головой, упав на мягкие подушки. Спина горела там, где касалась постели.

— Это… — было сложно говорить. Язык не шевелился. — Это не мое имя.

— Твое, глупый, — меня чем-то накрыли.

Я издал придушенный вопль и сбросил это. Горело везде, где меня касались.

Но меня снова накрыли. В этот раз руки коснулись моих плеч, удерживая покрывало.

— Ты был отмечен Домом Прутьев, теперь ты носишь наше имя. Ты — Праймус, Синн. Добро пожаловать.

Весь мир застыл.

Я потерял отца. Он…

Я закрыл глаза.

Умер.

Я видел много раз, как гибнут, сгорая, другие, как дети смотрели на это.

А теперь? Я останусь у Рук?

Нет. Я покачал головой и встал. Нет.

— Нет. Такого не может быть.

Она толкнула меня обратно.

— Как это ты это объяснишь? — теплый большой палец провел по моему лбу. — Ты выжил в огне, Синн, — она убрала покрывало, холодный палец провел по ожогам. — Как ты объяснишь это? Это твоя Метка, Синн. Она ждала тебя всю твою жизнь.

Я молчал, сосредоточившись на дыхании.

— Я видела, как появилась Метка. Неужели ты не рад?

Храброе лицо отца появилось перед моими глазами. Он оставался сильным, хотя огонь поглощал его, и он корчился от боли. Я всхлипнул.

— Нет.

Она обхватила меня руками. Она прижала меня к себе, прислонила мою голову к своей груди и укачивала. Она напевала песню, которую я никогда не слышал. Я не обращал внимания. Я был переполнен потерей семьи, дома, самого себя.

Гудение в голове ослабло, когда она прижала меня к себе. Боль ослабла, я начал видеть. Красный шелк накидки. Черная кожа ее корсета. Длинные черные волосы.

— Никс, — прохрипел я.