Падение: Новый Хранитель

Казалось, лицо программиста она выучила наизусть и с сожалением отмечала, что бедолаге сегодня ничего хорошего не светит. Бун как старший настаивал пустить пулю не задумываясь. Иногда, казалось, Альб выступает против таких методов, потому что смертные приговоры он часто заменял арестами и настаивал на допросах, за что получал обвинения в самоуправстве. Бун же не разделял его мнения и не задумываясь жал на курок.

Напарник уселся слева на пол, в метре от окна и оперся о стену. Из рюкзака он вынул свёрток и, вальяжно раскинув ноги, принялся жевать бутерброд:

– Думаешь, справилась бы и сама? – спросил он после первого проглоченного куска.

Ната, радуясь тому, что отвадила обозлённого коллегу от спускового крючка, повела плечами. Ей казалось, что тут Альб прав. Очкарик похоже никогда не держал в руках оружия и умел нажимать только на кнопки. Скорее всего, этот бедняга случайно попал в прицел минпорядка, так как за сутки не сделал ничего такого за что стоило снести ему башку:

– Конечно. Только стрелять в человека, который жмёт кнопочки, мне кажется неправильным. Неужели нет уродов поопасней?

Бун, чавкая, махнул бутербродом в сторону.

– Так ведь и этот опасен. Это приказ! Сомневаешься?

Бун настолько достал её своим занудством и чёрствостью, что Нату посетила мысль; заговорить напарника, чтобы спасти жизнь взломщику, даже если он взломает что-нибудь. Пускай, Альб его допрашивает. Он так любит поболтать с некоторыми преступниками. Их даже потом отпускали, втихую, чтоб никто не видел. О чём говорили и зачем Альб это делает, Ната никогда не спрашивала, но этого невезучего дурачка стоило отправить в лапы мудрого начальника, по её мнению:

– А вдруг у него семья? – она повернула голову и с упрёком кинула коллеге в лицо. – Дочка! Представь, если мы сейчас осиротим ребёнка?

Бун замедлил движение челюстей, но только на секунду. Потом он издал странный гортанный звук и проглотив прогремел:

– У меня две дочки. И что? Кто-то думаешь, заплачет, если я когда-нибудь не вернусь. Они и думать обо мне забыли после развода с этой дурой.

Бун постоянно себя вёл, словно весь мир ему надоел. Бывшую жену он вечно одаривал скверными словами. И о дочках редко говорил. Не оттого ли он так очерствел, что дети о нём нечасто вспоминали? Грубого вояку стало жаль ещё больше, чем программиста, которого она собиралась спасти:

– В пустыне я видела Тирер и Софию, – заявила она с мечтательным видом:

– Чего? – Бун чуть не поперхнулся:

– Спутники. Они такие красивые. Тирер такой жёлтый и светит ярче Софии. Вся белая пустыня от них пожелтела. И тени от камней казались не такими чёрными. Мне даже не приходилось включать ночной визор. Представь.

Ната мечтательно закатила глаза вспоминая:

– А… – протянул Бун, неуверенно, и выронил из зубов капустный лист. – Я их тоже видал. Но давно, – он замахал руками. – Из-за смога над нашей Тетрой, чёрта с два, что-то разглядишь на небе! И что?

Когда его усилиями лист зелени вернулся за щёку, Ната протянула:

– Не могу забыть, как там красиво. За городом, – она посмотрела ввысь на розовую дымку, нависшую везде и повсюду, над Тетрой. – Вроде ничего особенного. Камни, да сухая трава. Но почему-то там так спокойно и как-то чисто… Если понимаешь?

В попытке расчувствовать вояку Ната даже потеряла цель из виду и уставилась на розовое марево, за которым, ей представился золотистый невидимый Тирер, холодный как ночь и изрытый кратерами. Безжизненный, чарующий, как и пустыня, по которой она ползла.

Бун не купился на её уловку, прокашлялся и указал на ствол. Ната настойчиво добавила:

– Тебе стоит там побывать. Развеяться и вспомнить, как выглядит нетронутое людьми место. Проникнуться его очарованием, что ли.

Он смутился и неуверенно повёл плечами:

– Чего ты там такого могла увидать? Пыль, разве что, – он указал на её живот. – Ты ведь ползла!

Ната поморщилась от его твердолобости. Теряя надежду в силах что-либо изменить в этом каменном человеке, она призналась:

– Я выстрелю в этого взломщика только в крайнем случае!

Бун к концу её фразы, как раз набил желудок и откинулся, размякая прямо на глазах с лёгкой улыбкой. Последний проглоченный кусок, похоже, гораздо больше успокоил его, чем все её потуги. Он крякнул довольным зверьком и с наслаждением провёл рукой по животу:

– Как хочешь. Но, помни. Я за операцию отвечаю! Если код будет иметь отношение к терроризму, стреляй без раздумий.

Ната довольная первой победой, стала прикидывать, что ещё такое придумать, ради того чтобы не спускать курок. Бун интригующе заметил:

– Ты очень странная сегодня. С первых минут как мы тут. Сидишь и на монитор не смотришь.

– Чего? – Ната покосилась с недоумением:

– Да. Ты всё по сторонам глазеешь. В потолок втыкаешь. Как будто не здесь.

– Здесь я… – буркнула она недовольно, не понимая, о чём это он:

– А теперь ты сочинила, что у преступника есть дочка. А потом про спутники вспомнила. Ты знаешь что ты самая неразговорчивая из всех в отделе? В жизни не помню, чтобы ты задала лишний вопрос и вообще болтала. Я уже тут весь день думаю, что с тобой случилось. Не знаю… Может, ты влюбилась?