Падение, огонь и покаяние

– Как пожелаешь, пьянь саммерсетская.

Парень понимал, что ведёт себя как последняя пропившаяся скотина. И чувство вины тут же накрыло его с головой, заставив ещё сильнее себя угрызть.

Через мгновение она принесла парню ещё один кувшин вина, и в этот момент Азариэль решил извиниться. Помимо сорока септимов медью, парень подал ей ещё десять золотом, в знак извинений и даже попытался сказать, что он извиняется, но хмель настолько овладел Азариэлем, что он просто рухнул на стол и выронил свои деньги, которые со звоном покатились по гнилому полу.

– Вот руки у тебя-то дырявые как корыто старое! – взъелась служанка, став собирать монеты по полу.

Тем временем бард снова приступил к исполнению песен. Его язык слегка заплетается, голос надрывист как у раненного тролля, но всё же слушать можно:

– Минуя, Солитьюд и капища,

Минуя, Даггерфол и храмы,

Минуя Некром и кладбища,

Минуя Сентинел и базары,

От всех радостей гоним,

Минуя реки и Лейавин,

Ярким светом Магнуса палим,

Идёт по миру пилигрим.

Потерян он, грубоват,

Голоден, плохо одет,

Очи его полны заката,

Сердце его полно рассвета.

За ним поют пустыни,

Зажигаются зарницы,

Звезды дрожат над ним,

И сипло кричат ему птицы.

Ине будет о нём перетолков,

Нет смысла верить в себя и богов,

И значит осталась лишь только,

Следовать по судьбы дороге.

И быть над Тамриэлем закатам,

И быть над Тамриэлем рассветам.

В словах песни Азариэль нашёл отражение своей судьбы. На мгновение через пьяное полузабытье в нём проснулась жалость к самому себе. Он столько прошёл, столько дорог миновал и всё ради чего? Ради того, чтобы он сейчас напивался? Несправедливость вспыхнула, дав прилив в мышцах и на чистой браваде, и обиде Азариэль попытался встать, но под тяжестью опьянения его приковало к столу.

– О, о! О! – побежала в его сторону служанка. – Встать пытается. Ну ладно, посмотрим, какие монеты у тебя ещё завалялись в кармашках.

Дверь в трактир распахнулась, и на пороге оказался мужчина, бряцающий тяжёлым доспехом имперского легиона, который крылся под двумя накидками тёмной ткани, нежно скрывшими все элементы брони, и не один её элемент не отсвечивает, не отражает на себе слабое пламя свеч.

Оглядев трактир, лицо слегка дёрнулось, не попустив эмоции отвращения. Белый волос и такого же цвета бородка добавляли возраста к немногим морщинам к уставшему облику.

– Стой! – приказным тоном он крикнул женщине, когда она только захотела залезть в карман. – Оставь его.

– Слышь! – хотела облаять посетителя служанка, но вовремя отступила, когда увидела, как мужчина потирает рукоять короткого имперского меча.

Старик подошёл к пьяному парню и сел напротив него, предварительно тормоша пьяницу за плечо.

– Очнись! – Потребовал старик.

– Ч-ш-то ти-бе нужно? – вопросил Азариэль, явно не контролируя свой пьяный язык.

Глаза старика суровы и холодны, но даже в них есть что-то от негодования и жалости к тому, чем стал Азариэль.

– Выпьем моей настойки? – вопросил новый гость, и вытащил бутыль с плескавшейся густой зеленоватой жидкостью.

– А то! – воскликнул альтмер и тут же приложился к горлышку флакона, предварительно выхватив ив его из рук старика.

После того, как жидкость коснулась стен желудка и начала всасываться, Азариэль почувствовал, как его желудок всполохнул огнём, а затем и вены с жилами стянуло, как будто по ним побежал огонь вместо крови. Как в его ушах раздаётся жуткий и нестерпимый гул, а голову начинает дико и до изнеможения крутить, будто его закрутило в вихре смерча. Его руки в приступе корчи ищут за чтобы зацепиться, чтобы стерпеть нахлынувший каскад странных эмоций и чувств. Пока голова чуть не разрывалась, его тело начинала трясти судорога, которая чуть не опрокинула Азариэля на пол.

Тут он увидел, что его собутыльник даже не приложился к этой самой «настойке» и просто сидел, и смотрел на него.

– Это… не… настойка, – густой воздух сотряс скрип сквозь зубы.

– Конечно же нет, – с еле сдерживаемой злобой ответил старик. – Эта штука быстро прочистит тебе голову.

– Кто… ты? – сквозь боль в животе, груди и голове вопросил Азариэль и смотря через темень на глазах он смог различит и седину, и длинный волос и крепкое телосложение и мгновенно его душу захватила надежда, и губы вымолвили единственное слово. – Ремиил?

– Нет.

– Так кто?

– А кто ты? Посмотри на себя и кем ты стал? Это не достойно памяти Ордена, – обратил обвинительную к парню речь старик. – И это наследие Ордена? Эта пьяница всё то, что осталось от некого великого и могущественного воинства? Это в тебя некогда поверил Регент? Сейчас ты не достоин того, что бы даже называться рыцарем канувшего во мрак истории Ордена, не говоря о том, чтобы носить этот клинок. Сейчас ты алкаш, скитающийся по тавернам и не знающий своего предназначения. И каждый день, который тебе даёт Акатош, ты проводишь, утопая в пьянстве. Это не достойно чести и славы рыцаря.

– Да…кто…ты такой?