Падение Рима

   — Я знаю, что наши патрицианские матроны для этой цели используют изделия из кожи и в виде стеклянных сосудов, наполняя их тёплой водой. Но больше всего, говорят, величайшая, подходят фаллосы из эбеновою дерева или отлитые из чистого золота[126].

Остановились на золотом, который и был отлит специально для императрицы под строжайшим секретом. Отдавая его, Ульпиан посоветовал Плацидии и другие способы возбуждения и удовлетворения: например, сечение розгами мужчины перед тем, как слиться с ним. Хорошо делала это Клеопатра, и, может быть, под её ударами стонал и сам Юлий Цезарь.

Плацидия улыбнулась, представив, как этот великий человек с голым задом извивался под розгами египетской царицы на императорском ложе.

   — Кстати, порочные оргии сопровождали правление таких прославленных императоров Рима, как Август, Калигула, Нерон, Коммод, Гелиогабал, — далее развивал свою мысль Ульпиан. — Я вижу, ты насупилась, ненаглядная, и тебя будто терзает чувство вины. Отбрось всё это! Вспомни Клодию, которую воспел Катулл под именем Лесбии, или супругу императора Клавдия Мессалину... Как говорил Плиний Старший, Мессалина победу в совокуплении считала величественно-царской; она даже однажды вступила в состязание с самой известной проституткой и превзошла её, так как в течение двадцати четырёх часов имела двадцать пять сношений... А может быть, и тебе, величайшая, устроить по примеру Мессалины «комнату наслаждений» и тайно понаблюдать, как отдаются чужим мужьям знатные женщины на глазах своих супругов?.. От этого Мессалина получала неописуемое наслаждение.

   — С одной стороны, мы желаем себе чистоты, а тело ввергает нас в грех... Отчего это происходит, Ульпиан? — вопросила Плацидия.

   — Великая царица, противопоставление чистого и нечистого, души и тела замечается уже в греческой мифологии. Весьма поучительно в этом отношении понятие о небесной и земной любви. Это противопоставление можно найти между богом света Аполлоном и богом чувственной природы Дионисием. Это так всё естественно, что, пожалуй, не должно тебя волновать...

   — Благодарю, мудрый Ульпиан.

Золотой фаллос успокоил желания Плацидии и, далее занимаясь с ним, её вдруг потянуло на написание трактатов на темы морали и чистой любви... Писала она страстно и вдохновенно, так же, как один из её сенаторов, в прошлом известный пьяница, писал и говорил о пользе трезвости для всей нации после того, как ему сделали хирургическую операцию...

Когда «последний великий римлянин» снова повёл войска в Галлию, Плацидия вспомнила о своей неразумной дочери, которую под бдительным присмотром привезли из Константинополя и которую мать в гневе своём приказала снова бросить в темницу.

Поглощённая плотскими терзаниями императрица совсем забыла о Гонории. Но золотой фаллос также настроил императрицу и на прежний интерес к жизни и делам; и вот дочь в изорванной одежде привели к матери и поставили перед её очи.

На руках и ногах Гонории проступали следы от оков; волосы молодой Августы были грязные и спутанные, лицо в синяках, лишь диковато, как у лесной кошки, светились зелёные глаза, так похожие на глаза отца-иллирийца. На теле ещё кровоточили ссадины и крысиные укусы...

   — Милая, — прониклась жалостью к дочери мать и потянулась её обнять.

Гонория резко отстранилась от императрицы.

   — Неужели тебя пытали? — в ужасе прошептала Плацидия. — Ульпиан! — громко позвала корникулярия.

И когда он явился, императрица строго спросила:

   — Ты что сделал с моей дочерью, негодяй?!

   — Согласно твоему указанию добивался от неё правды... — как ни в чём не бывало ответил Ульпиан. — Но правду она не говорила, пришлось применить некоторые меры воздействия.

   — Вон отсюда, болван! Ты ещё ответишь за это... — топнула ногой Плацидия.

Оставшись с дочерью, императрица тихо спросила её:

   — И что же ты сказала, когда к тебе применили меры воздействия?..

   — То же, что и раньше, — не моргнув глазом, ответила Гонория. Кольцо и письмо я передала Аттиле под влиянием любви к нему... Но не потому, чтобы отомстить тебе и брату.

   — И когда же ты успела полюбить его?

   — После того, как мне рассказал о посещении его становища бывший секретарь василевса Феодосия Приск.

   — Ты влюбилась, ни разу не видя этого кровожадного зверя?..

   — Он не зверь, моя царственная мама, всё, что рассказывают об Аттиле, — полная чушь...

   — Вот как?!

   — Да, он защитник несправедливо обиженных.

   — Ну, милочка моя, с тобой не соскучишься... Защитник!.. Да его воины вздымают на острия своих копий малых детей, выковыривают из чрева беременных женщин не родившихся младенцев и бросают в жертвенные костры.

   — Тебе, наверное, писала об этом Пульхерия... Но по её же наущению твой племянник, а мой двоюродный брат перестал платить дань, грубо нарушив священный договор... Так же, как это сделал новый василевс империи ромеев Маркиан... Во устрашение гунны и применили столь дикое средство.

   — Ладно, ты опять провоцируешь меня на принятие сильных мер. Иди в свою половину, там ждут тебя твои служанки и врач. Они приведут тебя в надлежащий вид, а потом видно будет, что с тобой делать...