Падение Римской империи

Взаимовыгодная природа таких отношений очевидна. Как мы видели, в значительной мере бремя, ставшее результатом стремления Римского государства в III в. существенно повысить уровень налогообложения в провинциях, легло на старые городские советы. Чаще всего именно в этих советах медленно угасали традиционные формы римской провинциальной политической жизни. Вы тратили деньги для занятия той или иной должности, приобретая друзей и сближаясь с людьми, чья поддержка в свое время обеспечила бы ваш приход к власти и контроль над провинциальными финансами. В результате перераспределения этих доходов произошла полная смена приоритетов, и провинциальные элиты не замедлили на это отреагировать: так, в середине III в. почти совершенно исчезают надписи, свидетельствующие о щедрых актах благотворительности, благодаря которым в прежние времена отдельные лица делали карьеру. К IV в. от должностей в городских советах отказываются ради постов в системе имперской бюрократии, которая отныне стала новым средством достижения власти на местах. Как только имперский центр изменил свою политику, местные римские элиты, в свою очередь, изменили тактику, причем зачастую, особенно в долгосрочной перспективе, совершенно непредвиденным образом.

Слишком многое в провинциальной жизни зависело от политической ситуации и состояния культуры в империи, чтобы их можно было обойти вниманием. Возьмем, к примеру, образование. Филологическое образование, ставшее неотъемлемым признаком позднеримских элит — латинской на Западе, греческой на Востоке, — доставалось недешево. Оно требовало почти целого десятилетия интенсивных занятий с грамматиком, и лишь представители класса землевладельцев могли позволить себе вложить столь значительные средства в обучение своих детей. Как мы уже отмечали, они шли на это, поскольку правильное латинское (или греческое) произношение тотчас же выделяло человека из общей массы как «цивилизованного». Кроме того, оно было необходимо чаще всего для личного продвижения в чинах. В большинстве своем новые чиновники вышли из недр прежних городских советов, т. е. из числа куриалов, для которых классическое образование оставалось de rigueur^{495}.

Однако на постримском Западе парадигма карьерного роста представителей элит начала претерпевать изменения. В новых условиях речь шла скорее о воинской службе у одного из королей, нежели о продвижении по бюрократической лестнице в качестве основной возможности сделать карьеру для большинства представителей светских элит, даже в тех областях, где римское землевладение сохранялось и после 476 г. и где преобладала «южногалльская модель». В результате затратное филологическое образование перестало быть необходимым. Потомки как римских, так и варварских элит на деле продолжали хранить древние традиции. Редко кто из франкских или вестготских королей попадал в анналы истории благодаря своей любви к латинской поэзии. Когда «настоящий» латинский поэт по имени Венанций Фортунат прибыл ко двору из Италии, он привел в восхищение придворных сановников как римского, так и франкского происхождения. Этот субъект уже к ужину сделал карьеру благодаря своему пению, а на десерт все получили его сольное выступление, состоявшее из исполнения изящных куплетов. Если оставить за скобками этот эпизод, никто из сановников более не заботился о получении полноценного римского образования. Эти люди обучали своих детей чтению и письму, однако их цели стали более скромными. В результате к 600 г. письменность была доступна почти исключительно клирикам, в то время как представители светской элиты все более тяготели к тому, чтобы довольствоваться лишь умением читать, в частности Библию; они более не рассматривали владение пером в качестве важной составляющей своего имиджа. Именно Римское государство, опять-таки не вполне осознанно, создавало и обеспечивало те условия, в которых достаточно широкое распространение светской образованности являлось неотъемлемым признаком элитарности, тогда как с исчезновением этого государства появились новые критерии образованности^{496}.