Падение Римской империи

Перед нами достаточно четкий индикатор общего настроения в империи^{120}. Сбор налогов идет легче, а повышение можно проводить менее болезненно, если налогоплательщики понимают причины, по которым им приходится платить, и в целом согласны с этой необходимостью. Императоры IV в. полностью осознавали важность консенсуса и никогда не упускали возможности подчеркнуть, что налоги собираются прежде всего в пользу армии, а армия необходима, чтобы защитить римское общество от угроз извне. Большинство официальных мероприятий, ежегодно проводившихся в империи, включало в себя в качестве центрального элемента речь, продолжавшуюся около часа; целью ее было восславить недавние успехи, достигнутые режимом. И пожалуй, все тексты такого рода, относящиеся к периоду поздней империи, содержат в том или ином виде отсылки к армии и ее роли защитницы римского мира.

Императоры осуществляли свою политику в приграничных районах каждый на свой лад, однако насчет основной цели сбора налогов расхождений не возникало. Постоянным напоминанием населению об этом служили изображения на монетах: наиболее распространено было изображение врага, лежащего ниц под пятой императора. Однако вместе с тем военные неудачи вызывали критику в связи с разбазариванием средств, внесенных налогоплательщиками. Известен такой случай: Урсул, глава финансового ведомства императора Констанция II, саркастически высказался о действиях армии и публично выразил сожаление, посетив Амиду, незадолго до этого, в 359 г., разграбленную персами: «Посмотрите, как храбро солдаты защищают наши города! А ведь на то, чтобы платить им такое огромное жалованье, с трудом хватает всего богатства империи». Военачальники не забыли этих слов. Когда Констанций умер, Урсул был приговорен к смерти в ходе политического судебного процесса, ознаменовавшего смену режима (эту цену, среди прочего, пришлось заплатить преемнику Констанция Юлиану при восшествии на престол). Однако в основном система работала вполне сносно: волнения из-за налогов в Антиохии — единичный пример (заметим, что они были связаны не с обычными налогами, а с дополнительными поборами). В то время как многие землевладельцы, несомненно, стремились сократить свои налоговые выплаты — законы, а также подборки писем пестрят свидетельствами откровенных афер, предпринятых с этой целью, и просьбами об освобождении от налоговых обязательств, — императоры IV в. все же сумели внушить своим подданным следующую идею: налоги — неотъемлемая часть жизни цивилизованного мира. При этом налогообложение, как правило, не являлось для общества слишком тяжким бременем^{121}.

С точки зрения религиозной жизни обращение Константина в христианство ознаменовало начало культурной революции. Прежде всего города переменились внешне: обычаю хоронить умерших вдали от живых, традиционному для греко-римского язычества, перестали следовать, и внутри городских стен раскинулись кладбища. На смену языческим храмам пришли христианские церкви; вследствие этого начиная с 390 г. и далее бывший в употреблении мрамор стал иметь хождение в таком количестве, что торговля вновь добытым мрамором пришла почти в полный упадок. Церковь, как утверждает Гиббон, получала богатые пожертвования как от государства, так и от частных лиц. Сам Константин положил этому начало («Книга пап» любовно фиксирует его пожертвования земельных владений римским церквам); с течением времени церкви по всей Европе получили во владение значительные богатства. Более того, христианство в некоторых отношениях являлось силой, служившей делу демократизации и равенства. Оно утверждало, что всякий, вне зависимости от его экономического или социального статуса, имеет душу и наравне со всеми участвует в космической драме спасения; в некоторых евангельских историях даже намекается, что мирские блага и богатство мешают спастись. Все это противоречило аристократическим ценностям греко-римской культуры, в рамках которой считалось, что подлинной цивилизованности может достигнуть лишь человек, обладающий достаточным богатством и досугом, дабы потратить много лет на получение образования и на участие в муниципальных делах. Возьмем также, к примеру, традиционное для грамматиков использование завесы. В древности завеса служила обозначением входа в некие особые места, связанные с чем-то высшим. Так, в огромных залах для аудиенций место, где находился император, как правило, было скрыто пологом от основной массы придворных. Бл. Августин с презрением упоминает в своей «Исповеди», что грамматики используют завесу, чтобы скрыть ею вход в школу. Он и другие христиане времен поздней империи пришли к отрицательной оценке этого обычая, видя здесь ложную претензию на мудрость.