Я представил, как Харьковский ехал, давил на педали и старательно рисовал все это в своем воображении. Но с моей стороны было бы глупо уличать его в брехливости. Дело не в этом. Если Харьковскому запретить врать, то в день он будет произносить не более пяти слов и он уже не будет Харьковским, моим другом, не будет Потрошком. Так что дело не в этом. А дело в том, что этот подлец попал в точку!
– И шо ты предлагаешь? – спросил я.
– Надо кому-то вдуть! – ответил он откровенно и исчерпывающе.
– И кому же?
– Короче, я вот сегодня подумал про Галю Петухову.
С Галей он порвал где-то месяц назад. Как он тогда выразился, она надоела ему хуже перцу. Но, видимо, время и весна как-то особенно действуют на человеческие чувства.
– Ты знаешь, Леха, она мне совсем уже не противна. Недавно встретил ее. Такая телка!.. Короче, я уверен, шо она и на двоих расколется. Отвезем куда-нибудь в посадку. И где она денется! Это ж не то, шо твоя англичанка. Ну как тебе идея?
– Нормально. Согласен.
– И я ж говорю!.. Надо пользоваться старыми связями. И время терять не будем на каких-то новых кошелок, с которыми еще неизвестно, шо будет. И с целками не возиться, как с Мариной или с Любашей. И разрядка хорошая перед экзаменом!
На следующий день мы повезли Галю в ближайшую посадку. И все произошло так, как тому и полагалось быть. На двоих
Просто посидели, распили бутылочку, приятно пообщались.
Вообще-то, не совсем просто. Харьковский удалился с ней на полчасика. Потом они вернулись, и он стал подмигивать мне и указывать на то же направление. Галя, видимо, уже получившая нужный инструктаж, безропотно опустила глаза и глубоко вздохнула.
Я досасывал последние капли и не проявлял никакой активности. Харьковский не унимался.
– Так, короче, мне надо на двадцать минут свалить. А вы шо хотите, то и делайте. Я вам все разрешаю!
И он действительно свалил.
Галя присела рядом со мной и, не показывая глаз, принялась с усердием мять свои пальцы. Я молчал и ждал, пока она выплеснет свою тяжесть.
Через пару минут она проговорила:
– А это правда, что у тебя нет девушки?
– Чистая правда. А что?
– Ну-у… В общем, мне Славик сказал, что тебе очень плохо…
– Да? Подлец!
– Нет, ну, вообще-то, это по-дружески… Он прав. Он сказал, что ты ночью не спишь. И у тебя даже кровь идет из носу. От того, что нет девушки. Это правда?
– Да, к сожалению. Что ж поделаешь! Судьба такая. Кого-то девушки любят, а кого-то нет!
– Не может быть, чтобы тебя девушки не любили.
– Увы, Харьковский никогда не врет.
Галя умолкла от внутреннего напряжения. Я помог ей:
– Ну и что он тебе еще сказал?
– Ну-у… В общем, он попросил меня, чтобы я тебе помогла…
– Найти девушку, что ли?
– Нет… Чтобы я сама… В общем, если хочешь, то давай… Я согласна.
– А как это? Я себе не представляю.
– Ну-у… Ты можешь меня поиметь… Как свою девушку… Я все знаю, Лешенька… Мне Славик говорил…
– Что?
– Ну, что ты еще мальчик. Что все разговоры про англичанку – это брехня. В общем, меня Славик просил тебе помочь.
– А ты? Ты как на это смотришь?
– Нет, ну, в общем-то он прав. От меня ничего не убудет. И он не будет обижаться. Я же все понимаю. Он твой друг. И я тоже твой друг. Так что ничего тут такого страшного…
Ее руки терзали застежку на юбке. И мне было достаточно одного слова, чтобы застежка эта вмиг расстегнулась. В голове уже под давлением стучал молоток –
Однако сердце схватилось от жалости к ней. Ее внутреннее напряжение, ее нерешительность и в то же время решительность, ее доверчивость, покорность, какая-то убогость – все это заслонило в ней женщину.
– Спасибо, Галя, – сказал я. – Ты хороший друг. Но мне почему-то трудно настроиться. Так что как-нибудь в другой раз…
– Правда? А почему? Что для этого надо? Может, я помогу?
– Не знаю… Наверно, обстановка. Но вряд ли ты сможешь помочь.
Еще минуту она пыталась что-то осмыслить. Потом сказала:
– Ну хорошо. Смотри сам. Мы же с тобой друзья? Да?
– Конечно, Галя!
– Ну, ты скажешь Славику, чтобы он на меня не злился? Я ведь была согласна.
– Нет, он не будет злиться. Это я беру на себя. Ты молодец, Галя. Ты настоящий друг!
Я обнял ее и чмокнул в щеку.
Потом явился Харьковский с майской улыбкой. Вопросительно задергал бровями, требуя у меня отчета. И я тем же выразительным языком послал его к чертям.
В конце концов оставил их вдвоем, а сам ушел в Дарагановку.
А сейчас вот снова сижу дома один и с минуты на минуту ожидаю их в гости. Моих стариков не будет до полуночи. И я решил дать кров влюбленным.
А завтра самый страшный экзамен – алгебра.
120. Галя в лунном свете
Харьковский явился один. Но улыбка его свидетельствовала, что Галя где-то поблизости.
– Ну что, скотина, небось уже вдул по пути? – сказал я.
Он вынужден был сознаться.