Падение [Сюрреалистический роман]

Теперь следует подробнее остановиться на описании миропорядка, который воцарится на Земле после умерщвления человечества. Главная его характеристика — телепатическое общение предметов. Описание этого великого и счастливого явления читатель найдет на странице 7 «Практической части». Все будет недвижимо. Весь земной шар застынет в безэмоциональной неге. И только телепатические слова, многозначные мысли без конца и без края. Каждая из них будет обладать скрытым совершенством и абсолютной правотой. И в то же время вот он, противоречивый феномен — эти мысли будут зачастую отрицать друг друга. Как такое может быть? Не следует забывать, что в мире предметов существуют самые разнообразные парадоксы, объяснить которые можно только следующим образом: поскольку сам четвертый ранг — абсолютная совершенство, то и каждая его деталь — истина».

II

— Ваша мать умерла, — произнес пожилой человек, стоявший в дверях, — ваша мать умерла вчера, вы даже не приехали навестить ее перед смертью.

Я до сих пор не мог поверить в реальность того, что происходит. Что я не ошибся. Что я до сих пор на свободе.

— Похороны назначены на завтра, и я попросил бы вас немедленно отправиться со мной в другой город.

Я внимательно вглядывался в этого человека. Мускулистая фигура, средний рост, гладко выбритые щеки и подбородок. Серый костюм довершал его солидный респектабельный облик.

— Не–ет, — протянул я медленно, как будто во сне, — это вряд ли возможно.

Он кивнул головой и приблизился ко мне.

— Я знал, что услышу это.

— Кто вы? — осведомился я.

— Я был ее лечащим врачом и близким другом. Она много рассказывала мне о вас. Ваша мать болела уже довольно долгое время, и мы постоянно общались. Ее состояние с каждым днем ухудшалось, а когда ей остались считанные дни, я сказал ей: «В каких бы вы не были отношениях со своим сыном, он не чудовище. Он не может им быть. Он обязательно приедет к вам, стоит только сообщить ему о том, как вам плохо». И она, наконец–таки, разрешила мне написать вам. Но… вы так и не приехали. Почему? Что она плохого вам сделала?

Я пожал плечами.

— Ровно ничего.

— Тогда в чем же дело? — взгляд его сиял печальным недоумением. Врач продолжал стоять на середине прихожей, залитой сиреневым светом пасмурного вечера.

И тут я сказал страшные слова — страшные, по крайней мере, в его глазах.

— Мне было все равно, умрет она или будет жить.

Врач побледнел. Внутри у него, казалось, что–то оборвалось.

На глаза выступили слезы. Он прошептал:

— Я любил вашу мать. Боже мой, боже мой… за что? За что? Она рассказывала, каким вы были любящим сыном, когда вам было двадцать. Но что, что произошло?.. Боже мой… я знаю ответ. Ваша мать поведала мне обо всем… вас постигла… любовь. Любовь страшная, безумная, слепая и… неразделенная…

— Замолчите!

— Нет! — воскликнул он срывающимся голосом, отчаянным, словно проломившимся под тяжестью великого груза.

Я почувствовал, как мое тело вдруг все обмякло, мне показалось, я сейчас потеряю сознание. Я покачнулся.

— Нет ничего в мире, что было бы дороже человеческой жизни, слышите? Тем более жизни матери, — его слова гулким эхом пронзали мой затуманенный слух, — ничего!

— Все это чушь, — проговорил я слабо, однако с упрямством, — никуда я не поеду с вами.

— Теперь я бы не позволил вам, даже если бы вы и захотели, — сказал он. Голос врача был уже абсолютно спокоен. Минутный порыв пронзил этого человека огненными стрелами и… сошел на нет так же быстро, словно его и не было, — вы развенчаны. Откройте мне, я хочу уйти.

Я выпрямил спину и повиновался.

Закрыв за ним дверь, я представил себе, как он выходит из подъезда моего дома, а затем его фигура медленно удаляется, растворяясь среди безликих деревьев, в сгущающихся сумерках печального летнего вечера.

Но я так и не подошел к окну, чтобы посмотреть на это.