Падение Стоуна

Я крепко задумался. Он был человеком, которому я доверял, — до этой минуты я не понимал, как сильно ему доверяю. Но я был не в силах полностью сбросить со счетов деньги. И главное, передо мной возник образ леди Рейвенсклифф, сидящей на кушетке в ее гостиной, выглядящей столь уязвимой и слабенькой, столь бесконечно горюющей о муже и отдающей себя в мои руки. Просящей меня о помощи — меня, из всех людей в Лондоне!

— Возможно, — сказал я. — Но не прежде, чем удостоверюсь, что ваше предупреждение обоснованно. Понятно, что подвергать себя опасности я не хочу. Не желаю я и вмешиваться в то, что меня не касается. Однако я взялся выполнить поручение и пока еще не вижу весомой причины не выполнить его.

Он вздохнул. Обескураженно и разочарованно.

— Я не говорю, что решил продолжать. А просто, что хотел бы.

— Я предполагал, что вы отнесетесь к этому именно так. И мне очень жаль. По-моему, вы совершаете ошибку.

Я призадумался. Последние слова Макюэна произвели на меня сильное впечатление. И тем не менее старое упрямство начало пробуждаться. С какой стати пугаться всего лишь слов, нашептанных мне на ухо? С какой стати отказываться сделать то, чего я хочу? Я не нарушал никакого закона, а напротив, пытался установить, не были ли нарушены какие-либо. А мне говорят, что я должен бояться и остерегаться. Англичане ни в коем случае не должны бояться и остерегаться своего правительства. Я вызывающе поднял взгляд.

— На кого работает Корт?

— На правительство.

— Какую его часть, имею я в виду.

— Понятия не имею. Министерство иностранных дел, Военное министерство, Министерство внутренних дел. На все, или ни на какую. Самая суть таких обязанностей в том, что определению они не поддаются. Не найдется ни единой бумажки, конкретизирующей их. Сомневаюсь даже, что он значится в списках сотрудников Государственной службы. У нас наконец появилась официальная разведывательная служба, но он и к ней не относится.

— А!

— Он оплачивается, и его расходы возмещаются из разнообразных фондов, не прослеживаемых до каких-либо государственных департаментов.

— Один человек не способен…

— О Боже мой! Корт не единственный! По всей Британии, по всей Империи, по всей Европе его люди, включая женщин, я полагаю, следят за нашими врагами и тем, чем они занимаются. Они следят за армией, они следят за политиками, они следят, какого рода оружие производится на заводах. Они следят за судами в портах, они следят за людьми, следящими за ними. Я сказал, что со временем мы можем быть втянутыми в войну, на самом же деле она уже ведется. Вы читаете в газетах истории о немецких шпионах в нашей стране, о вышколенных убийцах, выжидающих минуты начала войны, чтобы нанести удар и породить хаос здесь, на улицах Лондона.

— Истерический вздор.

— Вы уверены? Наши враги быстро учатся. Они воочию видели, какой хаос способна породить горстка анархистов с самодельными бомбами. Как легко убить короля в Португалии, президента во Франции. Посеять панику, удачно заложив бомбу в ресторане. Вы думаете, они не понимают, насколько мощное оружие страх и смятение?

Сам я всегда считал эти газетные блеяния не более чем способом обработки населения так, чтобы можно было принимать репрессивные меры против профсоюзов и бедняков, готовящих забастовку в надежде добиться заработной платы в соответствии с прожиточным минимумом. Мне никогда не приходило в голову, что кто-нибудь вроде Макюэна может принимать их всерьез. Или что они истинны.

Глава 13

Отель «Рассел» в Блумсбери выглядел практически новым и построен был всего несколько лет назад. Терракота, кирпич и мрамор являли внешнему миру столь внушительный облик, что мне, как ни часто я проходил мимо по разным поводам, ни разу не взбрело на ум войти внутрь. Он был не для людей вроде меня — не больше чем «Ритц» или гостиные на Сент-Джеймс-сквер. Однако не предназначался он и для слишком богатых. Собственно говоря, было трудно определить, для кого его строили: слишком далеко от Вест-Энда для тех, кто проживает там, и неудобно расположен для тех, кто ведет дела в Сити. А большинству посетителей Британского музея его высокие цены были не по карману.

Но это была проблема его владельцев, а не моя. Оказавшись там, я просто коротал время, разглядывая многоцветные мраморные колонны, лепные потолки, сверкающие люстры. К такого рода постоянному антуражу, думал я, привыкли аристократы. Признаюсь, я ощущал в себе некоторое величие. Всего лишь за неделю или около того я начинал входить во вкус такого образа жизни. Это порождало некоторое беспокойство.

— Ужасное место, — заметила леди Рейвенсклифф, садясь напротив меня после того, как вошла, и я встал, чтобы поздороваться с ней. Она улыбалась, прогулка словно подбодрила ее. Глаза блестели и казались больше, чем я замечал прежде; она выглядела бесподобно красивой, будто приложила особые усилия, чтобы внушить страх противнику. Сделать ей комплимент мне в голову не пришло.

— Вам тут не нравится?

— Слишком вычурно. Предназначено впечатлять впечатлительных. И полагаю, свое дело делает.

Она заметила, как я покраснел.