Падение Света

Взгляд уловил движение; он повернулся и увидел женщину, вышедшую из командного шатра. Она встала, чуть качаясь, озирая тысячи неподвижных солдат — позы не отличимы от смерти, оружие безмолвно. Единственный слышимый Листару звук был — пение ветра, тихо крадущего остатки дневного тепла.

«Бездна побери. Это должно быть, Торас Редоне».

Листар встал на ноги. Пошел к ней. Увидев его, она вздрогнула и отшатнулась. — Хватит призраков.

— Они живы, — отозвался Листар. — Все они. Все не таково, каким кажется.

Губы сложились в злую улыбку. — Как и я.

— К нам приходили гадающие по костям. Ритуал.

Она изучала его налитыми глазами, лицо было бледным и опустошенным. — И чего достиг их обряд, кроме падения моих солдат?

Он помедлил, прежде чем ответить: — Сир, простите. Сам не знаю.

КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ. ДОСТОЙНЕЙШИЙ ИЗ МУЖЕЙ

ДВАДЦАТЬ ДВА

Море скрылось в туманах позади, внизу простерлась обширная равнина. Скиллен Дро накренил крылья, начав снижение. Приземление вышло более жестким, чем ждал К'рул; он вывалился из лап компаньона и покатился до края каменного кольца, едва видного в желтеющей траве.

— Впереди пылит поселение, — передал Скиллен Дро, складывая крылья. — Я не желаю привлекать проклятия и стрелы, к тому же устал лететь.

Застонав, К'рул сел. — Мы вернулись в родной мир, — сказал он, озираясь. — Мы в стране Джелеков. Полагаю, они тебя тоже не любят. Не припоминаю, ты их упоминал?

— Не в моей природе обижать других. Но старания делать благо влекут неожиданные последствия.

— А Джелеки?

Скиллен пошевелил острыми плечами. — Обидчивость — свойство незрелых умов.

— Пассивная агрессия, вот о чем ты говоришь, — пояснил К'рул, с трудом вставая на ноги. — Обида становится оружием, его носитель питается чувством фальшивого негодования. Но сомневаюсь, что это случай Джеларканов. — Он едва не потерял равновесие. — Ноги мои почти уснули, в черепе мало крови. Думаю, нужно поесть, хотя поможет и пешая прогулка. Что, там есть укрепления?

— Сборище, весьма возбужденное. К'рул, мы повстречали слишком много сородичей-Азатенаев. Эти встречи наводят уныние.

Они двинулись, приноровляясь к медленной походке К'рула. — Нас влечет к статусу богов, но без необходимого чувства ответственности. Вечные наши странствия — на деле ничто иное, как бегство от поклонников, так муж бежит от жены и детей.

— И между мужских ног висит возможность все начать сначала. С другой женщиной, в ином месте. К'рул, ты осмеиваешь мои добрые дела.

— Все дело в признании необходимости повзрослеть. То, чего большинство мужчин боятся. Морщинистое лицо и наглое дитя за ним. Дверь, захлопнутая пред любым уроком, торопливые шаги пропадающего в ночи.

— Целый народ может пасть в такой грех, — заметил Скиллен. — Безответственное бегство расценивают как прогресс.

— Да, иллюзия божественности есть у всех нас, смертных и бессмертных. Можем ли сказать с долей уверенности, что есть иной бог, выше всех нас, что мы для него как дети?

— Сироты, ибо ничья рука не сжимала наши руки, матери не вели нас. Мы будем махать руками, покинутые, заблудшие и невежественные.

Их заметили. Дюжина обратившихся Джеларканов следовала за ними по равнине, черные и мохнатые твари, явно готовые броситься в атаку.

— Смею сказать, — разглагольствовал К'рул, — мы стали бы увертываться от руки бога, даже рискуя своим бытием. Видишь, Скиллен Дро, дилемму своенравия?

— Вижу, что дети готовы обманывать себя, преображаясь во взрослых, обезьяньи подражая взрослым заботам, пока детская сущность ползает среди низменных эмоций, зависти и злобы, слепых нужд и отчаянных похотей, кои не ублажить без пролития крови и причинения боли. Дети восторгаются чужими мучениями, особенно причиняя их своими руками. Не следует ли таким как мы, К'рул, установить моральные стандарты?

— А как ведется среди твоих К'чайн Че'малле? Моральное руководство не связано ли с формой крылатого убийцы?

— Ну да. Иногда понятия о добре и зле лучше приносить в потоке гневного уничтожения.

— И дитя внутри тебя машет ручками.

— К'рул, вспомни наконец, как часто разговоры с тобою приводили в ярость.

— Я лишь поощряю смирение, качество, так недостающее Азатенаям. Ради этого. Скиллен Дро, я вскрыл вены и позволил могущественной крови литься в мир.

— Дитя поощряет других детей. Вижу впереди хаос.

К'рул хмыкнул. — Так всегда, старый друг.

Четыре огромных волка отделились от стаи и подошли ближе, опустив хвосты и уши.

— Нам не рады, — заметил Скиллен Дро, снова раскрывая крылья.

— Терпение, — ответил К'рул, поднимая бледные руки.

Волки застыли в нескольких шагах, вожак перетек, вставая на задние лапы и расплываясь. Волчья шерсть скаталась, став тяжелым плащом, расплывчатая звериная морда превратилась в женское лицо над голым телом. Она была тощей как хлыст, с впалым животом и крошечной грудью. Удивительно яркие синие глаза смотрели с овального лица с обрамлении черной гривы.

— Еще чужаки, — сказала она. — Осквернители священных мест.

— Просим прощения. Мы не видели пограничных знаков.