Домоправитель вошел в помещение. — Сир, лорд Сильхас Руин вернулся в Цитадель.
— Один?
— Кажется, сир.
Келларас поправил перевязь, вспоминая, как в прошлый раз встретил Сильхаса в холле Цитадели. Тогда он надел полный доспех. Ярость военачальника была обжигающей. «Твой наряд шепчет о панике», бросил он. На этот раз, увы, капитан не ожидал укоров. Кажется, прошло так много времени. Тысяча извинений за каждый шаг… все лежит за спиной бесполезными грудами. «Время жует будущее и выплевывает в прошлое. И каждый миг, пойманный вечным и неизменным настоящим, полон бессилия и страха.
Сильхас прибыл один. Историк, ты не решился возвращаться, чтобы видеть всё? Так стой в стороне. Мы будем игроками твоей повести, безымянными, как игральные фишки. О, хотя бы упомяни наши отряды. Раздай вспомогательные роли, позволь прятаться в тенях.
Пелк, как я скучаю по тебе».
Вслед за домоправителем он вошел в главную палату, где лежал на полу чернильный Терондай и мошки пыли танцевали в воздухе. Он слышал, как открылись внутренние двери, хотя лязг и скрип заглушали деревянные двери зала. Сильхас Руин сейчас появится. «Готовый взорваться приказами, ты придешь, словно горящий факел, рассеивая тени каждым биением языков пламени.
Райз Херат, к чему стеснение? Ты выехал с ним. Ты уже не в силах свидетельствовать творящееся? Вождь одиноко возвращается в Цитадель, дабы встать, как остров среди опасного шторма. Мы попали в водоворот истории, о историк, и в конце — когда погаснут все яркие факелы — мы шагнем в тень, мы, отряды безымянных, ненужные и необходимые жертвы.
Слушай же, историк. Брось в поток достаточно много трупов, и любая река выйдет из берегов. Против наводнения не устоит никто».
Двери распахнулись. Глаза Сильхаса Руина метали молнии. Лорд кивнул на ходу и бросил: — За мной, капитан, — пройдя мимо.
Келларас двинулся за белокожим воином. Безжалостная скорость, вождь мчится по коридору, направляясь, понимал Келларас, в Палату Ночи. Он ощутил почти унижение, спеша вослед, словно оказался на поводке. Каждый шаг — сдача, отказ от своей воли. Нечто внутри — мрачное, как обиженный ребенок, руки сжаты в кулаки — хочет вырваться наружу. И это, понял он почти с потрясением, правильно. Вечные извилины жизни, бесконечные сцены столкновения воль, шерсть дыбом, клыки выползают из-под оскаленных губ. «Трусливый пес наверняка укусит, не так ли? Они застают нас в худшие моменты, эти мужчины и женщины, которые должны править, но только толкают нас против тех, кто еще слабее. Такова их игра, не всегда осознанная, они уверены, что мы не восстанем против хозяев — пока враг остается в пределах досягаемости нашей тупой, оскорбленной ярости.
Что же ощутят солдаты Урусандера, когда последние враги разбегутся с глаз долой? Никого не осталось для обиженного ребенка. Игра окончена, хозяева велят идти домой.
Но смотрите на нас сейчас, как мы готовимся к привычному унижению. Как стремимся к ярости, столь знакомой и простой. Дитя внутри не выросло. И, помоги мне Бездна, не хочет расти».
Вдоль длинного коридора, по неровному, просевшему полу. У недавно починенных дверей из посеревшего черного дерева Сильхас Руин положил руку на кольцо и помедлил, оглядываясь на Келлараса. — Будь ближе ко мне, капитан.