Падение Света

«Мы из множества, мы общность цивилизации, мы плоть и кровь порабощенного тела. Шаг в сторону привел под топор палача, и голова нам уже не хозяйка. Катится без руля и ветрил, отзвуки удара толкают ее то туда, то сюда. Движение можно принять за жизнь. Моргают веки, и глаза загораются огнем разума… но нет, это лишь отраженный свет. Рот отверст, губы отвисли, вялые щеки прилипают к полу.

Недавние рабы, мы бредем без цели, но внутри горит ярость. Это, говорим мы друг другу, была не наша игра. Их. Это, вопим мы собравшейся толпе, наш последний спор с беспомощностью.

Конец! Покончим со всем!»

Но толпы глупы. Злобные вожаки растут, как сорняки среди брусчатки. Валят один другого, кусают и рвут ногтями. Строят жалкие империи среди доходных домов, на углах сходящихся улиц. Кто-то вылез из канализации. Другие падают в нее. Громилы венчают себя коронами и сидят, наслаждаясь, на дешевых тронах. Мечта о свободе пожирается, один кровавый укус за другим, и вскоре новая голова порабощает тело. Возвращается спокойствие.

До новой лихорадки.

«Да, точно», размышлял Райз Херат, шагавший с Эмрал Ланир сквозь открытые ворота Харкенаса, в толпу, «должен быть иной путь. Конец описанного мною цикла. Отход свершается народом, забитым до одурения, подавленным несправедливостями. Для таких любая перемена — самая ничтожная — кажется вечной революцией. На деле же она кружится, пожирая себя, на краю катастрофы и потери всякого управления. Шатается, но так и не падает. Когда нет правителя, править должны все; но прежде всего они должны овладеть собой. Если некому охранять ценности здравого общества, каждый из нас должен принять их в душу. Но потребуется еще большее… ах, Бездна побери, я совсем потерял разум.

Лихорадка пылает в моем черепе, жар надежды и оптимизма. И даже любви, она кружит сверху, как дракон Эндеста.

Отсеченная голова на полу еще строит рожи, еще дергается. И в глазах блестит именно свет разума, хотя угасающий — ибо армии готовы встретиться. Но увы, напоминание пропадет втуне.

Мы яримся, хотя за спиной нет ничего. Смотрим в будущее, но у него нет лица, лишь зеркало, и мы отражены, постаревшие, но не поумневшие. Усталость катит приливом, несется стечениями, и никакой водоворот не сулит блаженной передышки».

Что сделал Сильхас Руин? Что сказал лорду Драконусу? Конечно, если консорт снизошел до него. «А эти толпы. Лица, обращенные навстречу нам? Чужаки. Но даже слово «чужак» пришло из времени родовой общины, когда полудюжина хижин означала высший предел народа, царство — временное гнездо на пути сезонных кочевий — когда мы жили в природе и природа в нас, и не было иного разделения между известным и неизвестным.