Падение Света

Корлат было на вид три года, хотя она еще не могла говорить, отделываясь лишь загадочным детским щебетанием. Глаза ее всегда двигались; и сейчас она пялилась из складок одеяла, словно питалась всем увиденным.

Лекарь Прок стоял рядом, следя за матерью и дочерью. Он снова запил, накачиваясь все больше по мере приближения Харкенаса и конца путешествия. Кувшин чуть не вываливался из руки, его пошатывало. — Миледи, ребенок должен ходить.

Нахмурившись, Сендалат поглядела на мужчину так, словно едва узнала. — Она уже ходит. В мирах, вам неведомых. В королевствах, которые вы даже не можете вообразить. Дух ее изучает ночь, место всех концов, место, из коего происходит рождение. Ходит по миру, существующему до первого вздоха, по миру, куда мы возвращаемся после последнего выдоха. Это одно и то же. Вы знали? Один мир. — Сендалат выпрямилась, поправив девочку, и улыбнулась Проку. — Она будет готова.

Вренек смотрел на город. Видел низкие стены и толпы за ними. Видел ожидавшую их широкую улицу, большие ворота с распахнутыми, привязанными дверями из черного дерева. Видел народа больше, чем мог представить, и все смотрели на него. «Нет, они видят Лорда Аномандера. Удивляются его нерешительности.

А вот подходит белокожий брат с глазами цвета крови — это должен быть он. Вид его… ужасен».

Вынув из повозки копье и невеликий мешок с пожитками, Вренек двинулся вперед. Ему хотелось быть так близко, чтобы расслышать разговор братьев. Узнать, когда же начнется битва, чтобы успеть и приготовиться к ней с копьем. Подошел капитан Айвис. — Сир? Когда мы въедем в город?! Я должен посетить Цитадель и поговорить с Орфанталем. Это важно.

Рассеянный Айвис прошел мимо, но повернул голову. — Завтра, быть может.

Вренек уставился на него, осознав, что дом-клинки готовятся разбивать лагерь.

«Нет. Не могу так долго. Нужно поговорить с Орфанталем до его матери. Объяснить многое».

Вренек пошел дальше, оказавшись вблизи лорда Аномандера за миг до того, как Сильхас Руин натянул удила.

Грип Галас повернулся к Пелк, Вренек расслышал: — Леди Хиш Тулла в городе. Найди ее…

— Тотчас же, — ответила Пелк, не сводившая взгляда с мужчины, приехавшего с Сильхасом. Вренек понял, что и тот изучает ее.

Едва она двинулась к нему, мужчина соскочил с коня. Они немедля обнялись. Оба лорда смотрели на них, не успев начать беседу… удивляясь, нет сомнений.

Вренек видел: глаза воина закрыты, он что-то шепчет женщине, а та прижимает его все сильней.

Сильхас Руин разбил повисший миг. — Брат, ты нашел Андариста?

— Я оставил это дело, Сильхас, — Отвечал Аномандер. — Меч у бедра сохранит свое имя, ибо закален огнем моей ярости. Но, сумей я предвидеть, что рука Матери остановит меня — подарил бы имя Мщение кинжалу, а не мечу. Впереди мириады сцен беспорядка, и я не остановлюсь перед ударом из темноты и теней. Удар в спину уже не кажется подлым.

Слова Аномандера заставили обернуться всех, кто слышал их. Пелк и Келларас разомкнули объятия, женщина кивнула Грипу Галасу и поспешила к воротам. Вренек следил за ней с болью в груди. «Джинья отослала меня, потому что сломана изнутри. Но однажды я вернусь и моя любовь исцелит все переломы. И даже вернет сгоревшие конюшни, с которых началось вся жуть. Миледи сказала, я виноват. Может, она права. Может, то была моя вина. Не помню. Может, я и убил всех лошадей. Нужно избавиться от боли — у меня еще болит душа, как будто я виноват, а не Сендалат со своим приятелем и фонарь, который они зажгли, чтобы видеть друг друга и пить принесенное одноруким вино. Может, не так, но я же подсматривал за ними, как они прижимали губы к губам и плясали на соломе, обжимаясь, и лошади фыркали и ржали, фонарь светил ярко, но куча соломы лежала прямо под ним и нагревалась. Я должен был увидеть это, а не их.