Падение Света

Домовые клинки выходили из ворот имений своих хозяев на опустевшие улицы. Преобладала пехота. Солдаты трусили, направляясь на восток, а за внешними воротами сворачивая на северный тракт. Роты смыкались, формируя колонну.

Во главе был авангард, знатные господа. Ванут Дегалла, Венес Тюрейд, Эгис, Манелле, Баэск, Дретденан, Тревок и Раэлле… За ними следовали мастера оружия, десятки младших офицеров, вестовые, сигнальщики и гонцы.

Оседлавший тяжелого, широкобедрого коня Рансепт оказался рядом капитаном Хоральтом Чивом и Секарроу. На плечах военное облачение. Ночи втроем в кухне крепости Тулла казались ему давними и непостижимо далекими.

Секарроу приторочила к седлу кожаный футляр с ильтром, руки спокойно лежали на передней луке. Она доверительно склонилась к кастеляну. — Леди Хиш оказалась впереди, да?

Скачки норовистого коня рождали ломоту в костях Рансепта, он тяжело вздыхал и не сразу сумел набрать воздух для ответа. — Оставила отряд на дядю.

Секарроу удивленно хмыкнула. — Как… необычно. Наверное, что-то случилось…

— Да, что-то.

Хоральт Чив, ехавший по другую сторону, стукнул костяшками пальцев по ножнам. — Кастелян, знай: мой господин Дретденан полон решимости. Если нужно будет обличить трусов, не замешкается!

Рансепт кивнул, хотя был вовсе не убежден. Похоже, Хоральт оценивает мужество своего любовника куда выше, чем видится оно общему мнению. Но Рансепт надеялся, что капитан прав.

Венес Тюрейд — вот кому точно нельзя верить. Пелк, скакавшая рядом со своим командиром, успела передать это простым подмигиванием. Слов не было нужно. Рансепт готов был исполнять приказы — до тех пор, пока они не заставят уронить честь. Тогда он поступит так, как следует.

Он прожил так долго, что любое преступление — даже убийство — не сильно отягчит совесть. Что можно с ним сделать? Любая перемена покажется спасением. Кости непрерывно болят. Каждый вздох мучителен. Он повидал жизнь и не будет особенно тосковать, теряя ее. Единственное сожаление — что смерть опечалит тех, кому он еще важен.

Венес Тюрейд склонен порочить чужую честь, словно завидуя — в нем ведь вовсе нет чести. Но Рансепта не проведешь. Он даст ответ, едва будет брошен вызов. А Пелк защитит его спину.

Глубоко в согбенном годами теле рождалось предчувствие: измена близка.

Тяжелая секира с длинной рукоятью у бедра внушала спокойствие своим весом. Доспехи лязгали, когда он качался в седле. Окружающий сумрак не украл зоркости глаз: он видел пожатые осенью поля, оглядывался через покатое плечо, озирая ряды дом-клинков под гордыми знаменами Домов.

«Спящая, услышь молитву мою. Сегодня твоя земля напьется вдосталь. Ничего не изменить. Но на поверхности, там, где раздолье мелким мыслям и торопливым обманам — там оказался я. Открой мне чистый путь, и я дарую тебе отсеченную голову Венеса, растлителя детей, предателя сыновей и дочерей Матери Тьмы.

Сегодня день сведения счетов. Спящая Богиня, иди со мной, узри сон о смерти.

Сакуль Анкаду, прости».

— Однажды, — сказала Секарроу, — я выучусь играть на треклятой штуке.

Брат фыркнул: — Но не сейчас.

— Полагаю, да. Говорят, из нее извлекают печальные звуки.

— Не сегодня, — зарычал Хоральт.

— Да, не сегодня.

* * *

День приблизился к концу. Они замешкались, готовя коней. Эндест стоял и смотрел, как Кедорпул бранит грумов. Вскоре они вдвоем пустятся назад, по дороге, по которой недавно приехали. Далеко позади дом-клинков и Легиона Хастов. Успей они приехать в Харкенас еще раз, все могло бы быть иначе.

Руки его похолодели, хотя не и не онемели. Кровь отчего-то обратилась в лед, лед обжигал ладони, вылезая из ран. Он отстраненно подумал: это может быть знаком ярости Матери Тьмы.

Только что они видели Драконуса и капитана Келлараса, выехавших из города. Копыта коней колотили по камням двора и моста, звук был нестройным, будто некий безумец бьет молотом по наковальне. Спешка и злость, едва скрываемые. Железо и камень — инструменты горькой музыки.

«Пилигрим прокладывает путь. Но никто больше не идет за ним. Чудеса меркнут от неодобрения начальства, дары вызывают подозрения. Мы снова давим цветок рукой, отрываем взгляд от смятых лепестков и спрашиваем у мира: «Где же обещанная красота?»