Падение Света

Армии по сторонам низины не шевелились. Эндест гадал, что же они видят. Колдовская сила, когда наконец достигла его, подняла над землей, подбросила в воздух, щупальца ядовитого света рвали тело, как испорченный ребенок рвет тряпичную куклу.

Но дальше волна не прошла. Свет и Тьма сцепились в смертном объятии, спиралью вздымаясь к небесам, скручивая облака. Упав на землю, Эндест Силанн сражался, как и Кедорпул в сотне шагов к западу.

А потом налетела последняя волна. Эндест слышал вопль Кедорпула — словно железное лезвие скрипит по камню. Уловил вспышки сквозь вихрь защитных чар — тело Кедорпула взмыло, исторгая ужасающие количества крови, и упало наземь. Вялое, изломанное.

Но Эндест полз к старому другу под взорами тысяч.

Можно извинить. Шок — ужасная сила. Ужас вытягивает силы из плоти и ума. Ничего не остается. Любой выбор невозможен. Мир просто накренился и каждая душа надеется устоять.

«Вот гибель невинности. Мир детства пропал. Порван в клочья. Что дальше? Никто не знает. Но поглядите на меня, извивающегося как змея со сломанной спиной. Я вместо вас, друзья. Вы видели силу, и она уронила нас. Всех и каждого».

Руки цеплялись, истекая густой мутной кровью. Ладони прижимались к изрытой парящейся почве, касались камней. Он ослеплял Ее каждым броском, но это перестало иметь значение. Эндест ощущал близость смерти, а умирающего следует оставить одного.

«Владыки, мы подвели вас. Солдаты Хастов, домовые клинки, мы подвели вас.

Простите.

Но нет! Долой жалость. Мы не справились с кризисом веры. Дикое насилие лишь показало истину, как Хунн Раал — славу Света. Ах, какие жалкие сосуды…»

Он полз, и странная тень нависла сверху. Изогнув голову, он уставился в тяжелые тучи, щурясь — заметил громадные силуэты в просветах. «Любимая, ты там? Отвернись, прошу. Не смотри вниз.

Простые истины труднее всего вынести. Одинокая смерть — единственно реальная, не так ли? Самый личный акт, самая тайная битва. Оставь меня тут, и если позволят силы, я доберусь до друга. Не прошу ничего иного. Не ищу утешения.

Смерть окаймляет путь пилигрима. Следовало бы знать заранее».

* * *

— Разлад среди командиров! — вскричал дряхлый лорд. Колени его покрылись грязью, руки до странности посинели от холода. Он разместил часть солдатиков кругом, позади строя. — Негодование поразило сердце Первого Сына. Другие зовут его назад — а он готов бежать к умирающему, последнему оставшемуся внизу. Ливень и яростный ветер колотят их! Зима замораживает слезы на щеках! Он стоит, бесстрашный под напором магии!

Вренек смотрел на фигурки у канавы. Наступление заняло мало солдат, ведь лорд настаивал на магической дуэли. Пока старик торжествующе кричал, бросая кости, небо опустилось и обрушился ледяной дождь. Дрожащий, жалкий Вренек сжался под ливнем. Снова и снова он кидал взор на оставленное копье, видел, как лед нарастает на железном острие, как вода мочит древко. А старик продолжал рассказывать.

— Вот, — произнес он хрипло, — когда рвутся сердца. Подняты старые знамена. Честь, верность. Даже… ах, разве это не горькое горе? Поднято знамя последней добродетели, произнесено редкое слово, и в сладостной тени, Вренек, солдаты гибнут десятками. — Он упал на спину в канаву и смотрел в почернелое небо, ливень хлестал изможденное лицо. — Так услышим их речи? Они стоят почти одни. Лицом друг к другу, и все скрытое разворачивается. Ах, что за красота! Что за достоинство! — Грязные руки впились в лицо.

Вренек вгляделся в солдат, увидел, что старик переместил умирающего поборника к павшему его товарищу; а поборник Вренека еще стоял, погрузившись в грязь по колени. «Повалить и его? Не пора ли избавиться от них?»

Гром стих, вспышки молний погасли; закат и сумрак безмолвно сражались в небесах. Колонна духов тянулась мимо, каждый бессмысленно поворачивал голову к обочине.

— Однажды, — бормотал лорд, найдя глазами Вренека, — ты станешь мужчиной — нет, не надо торопливых уверений. Можешь носить оружие. Можешь неловко размахивать копьем, изображая бессердечие, щурить тусклые монетки глаз, но эти маски тебе еще слишком рано надевать. Лицо еще не отлито в форму, которую стоит смело показывать.

Вренек поднял голову, хмуро глядя на старика.