Он глянул на брошенные хозяевами торговые палатки, пристроенные к нижним этажам домов, и увидел нечто вроде изображения бивня внутри одной из них. Пройас нахмурился и, не поднимая тяжелого забрала, перешагнул порог.
Он прошел мимо крючков, где висели горшки, и полок, уставленных деревянными чашками и блюдами. Бивень, начертанный углем на жалкой двери, был величиной с руку. Грубая простота рисунка так поразила Пройаса, что у него перехватило горло. Что-то вроде страха или предчувствия повергло его в смятение. Как в тот раз, когда в детстве мать впервые привела его в храм.
Пройас поднял руку в кольчужной рукавице и дотронулся до деревянной двери. Затаил дыхание, когда она распахнулась.
Кроме подстилок, в комнате не было никакой мебели. Наверное, тут жили проданные в рабство должники. К стене привалилось обмякшее тело — на вид типичный амотеец. Похоже, он истек кровью, не дотянувшись до рукояти валявшегося на полу кинжала. Другой мертвец, кианец, лежал ничком. Пол шел под уклон к дальней стене, на нем блестели потеки пролитой крови, вязко застывая в трещинах между досками и вытягивая тонкие коготки вдоль залитых цементом Щвов. В дальнем углу жались почти невидимые во мраке женщина и девочка, ее дочь. Они глядели на Пройаса округлившимися от ужаса глазами.
Он вспомнил про свой шлем, прикрывавший лицо, и снял его. Ощутить прохладный воздух на коже было сладостно. Женщина с дочерью не перестали дрожать, хотя Пройас надеялся успокоить их. Он посмотрел вниз и словно впервые увидел кровь на своем бело-голубом одеянии. Поднял руку. Рукавицы тоже были в крови.
Он вспомнил резню, дикое исступление, отчаянные проклятия. Вспомнил Сумну, где он прижал лоб к колену Майтанета и зарыдал, чувствуя себя возрожденным. До чего же он дошел теперь?
Несмотря на грохот барабанов и далекий звук рогов, его шаги звучали четко, как в полной тишине. Шаг. Еще шаг. Женщина заскулила и заметалась, когда он приблизился, начала что-то бормотать... бормотать...
— Мерутта к-аль алькареета! Мерутта! Мерутта!
Она вымазала палец в крови со своей нижней губы и начертила знак на полу, у его ног.
Бивень?
— Мерутта! — выла женщина.
Что это значило, «бивень» или «пощади», он не знал.
Они обе завизжали и съежились, когда Пройас потянулся к ним. Он поставил девочку на ноги. Ее хрупкость возбуждала и пугала. Она безуспешно отбивалась, затем застыла у него в руках, словно в пасти хищника. Мать выла и молила, рисовала бивень за бивнем на грязном полу...
«Нет, Пройси...»
Не так это должно было быть... Не так. Но этого ведь и не было.
Сквозь гарь и кровавый смрад Пройас ощутил запах девочки. Аромат острый и чистый, аромат юности. Он повернул ее к свету. Стриженые черные волосы. Окаймленные черным глаза. Пухлые щеки. Боги, она прелестна, эта дочь его врагов! Узкие бедра. Длинные ноги...
Если он пронзит ее, ощутит ли он смерть в своих объятиях? Если он распалится...
Страшный треск сотряс воздух, здание содрогнулось до основания.
— Беги,— прошептал Пройас, хотя знал, что девочка ничего не поймет. Он отпустил ее, протянул окровавленную руку матери, помог женщине подняться.— Найдите укрытие получше.
Это Шайме.
— В этом мире,— говорил Моэнгхус,— нет ничего драгоценнее нашей крови, как ты, без сомнений, уже понял. Но у детей, рожденных мирскими женщинами, нет наших способностей. Майтанет не дунианин. Он может лишь подготовить путь.
Ее имя донеслось до него из тьмы, как укол: «Эсменет».
— Только истинный сын Ишуали способен добиться успеха,— продолжал отец.— Несмотря на бесчисленные выводы Тысячекратной Мысли, несмотря на элегантность ее формулы, остается несчетное количество переменных величин, которые невозможно предусмотреть. Лабиринт катастрофических вероятностей: большая часть их скрыта, остальные почти ясны. Я давно бросил бы все, если бы последствия бездействия не были столь абсолютны. Только Подготовленный может идти этой тропой. Только ты, мой сын.
Трудно поверить, но в его голосе слышался отзвук печали. Келлхус отвернулся от подвешенных шпионов-оборотней и снова обратил все внимание на отца.
— Ты говоришь так, словно эта Мысль — живое существо. На безглазом лице не отразилось ничего.
— Так оно и есть.— Моэнгхус встал между подвешенными. Несмотря на слепоту, он уверенно взялся за одну из цепей.— Ты никогда не слышал об одной игре из Южного Нильнамеша? Она называется «вирамсата», или «мцого воздуха».
— Нет.