Падение Тисима Ретто

— Здесь можно разместить три пушки, — объяснил Тиба, — одну действующую и две запасные. Запасные расчеты должны находиться в галерее. Вот здесь начинается тоннель, — показал он на деревянный щит в стене. — Через него сверху будут закатываться сюда пушки. Боеприпасы будут подаваться по норе из галереи.

— Отлично! — похвалил генерал. — Каков сектор обстрела?

— Сто два градуса.

— Сколько еще пушек из других амбразур простреливают этот сектор?

— Из амбразур — четыре, кроме того, восемь пушек — из дотов.

— Отлично, господин инженер — капитан. Ну что ж, пойдемте дальше.

Побывав еще у одной амбразуры и внутри одного дота, свита очутилась в каземате главного управления — просторной помещении с бетонированными стенами, полом и потолкам. Здесь было человек десять худых и оборванных пленных. При свете аккумуляторной лампы они затирали цементным раствором мельчайшие трещины в стенах и потолке. По приказанию солдат охраны они сложили на пол инструмент и выстроились в ряд вдоль стены.

— Это самый нижний этаж, — объяснял инженер — капитан. — Вверху еще два этажа, а над ними замаскированный колпак дота с четырьмя амбразурами. Колпак находится позади второй линии наземных траншей.

В тот момент, когда инженер Тиба, увлекшись, давал объяснения командующему, от стены, где стояли военнопленные, отошел маленький старичок с лицом, похожим на испеченное яблоко. Он откозырял офицерам и на ломаном японском языке спросил:

— Господин генерал, что будет с нами, когда закончатся работы?

— Вы будете отправлены в Китай, — пренебрежительно ответил командующий. — А почему вы спрашиваете об этом?

— У нас говорят, что нас всех скоро будут расстреливать, — простодушно сказал старичок. — Это, значит, неправда?

— Кто сказал вам об этом? — вкрадчиво спросил подполковник Кувахара.

— Все военнопленные говорят.

— Это провокация! — оборвал старика Кувахара.

— Спасибо за разъяснение, — старичок шагнул назад к стене.

Поднявшись на поверхность, генерал и подполковник Кувахара уселись в кузов вездехода, провожающие остались у входа в подземелье.

— Вы получите указания через три дня, — сказал генерал полковнику, начальнику строительства укрепрайона, и инженеру Тиба. — Я у вас буду здесь.

Вездеход тронулся.

— Сегодня же приступайте к подготовке операции «Нэмуро“, — сказал генерал подполковнику Кувахара. — Через три дня ни одного пленного не должно остаться на острове.

— Слушаюсь, господин командующий. Какой вариант прикажете использовать?

— Потопление.

— Хай! [Хай — (японск.) — слушаюсь, есть.]

ДВА РЫБОЛОВА

Во второй роте десантных самоходных барж давно говорили, что если бы рядовой Комадзава Этиро имел возможность сам распоряжаться своим временем, то наверное бы всю жизнь просидел с удочкой на берегу реки. С тех пор как рота, сформированная из старых резервистов в Осака, прибыла на Тисима — Ретто, [Тисима — Ретто — японское название Курильских остров] Комадзава не провел, кажется, ни одной свободной минуты в казарме. Пока стояли на самом северном острове — Сюмусю, где нет речек, он обычно рыбачил на берегу бухты: удил бычков, навагу и корюшку, а с тех пор как роту перебросили на остров Минами, Комадзава переключился только на пресноводную рыбу — форель. Его уловы почти каждое воскресенье разнообразили скудное меню друзей — солдат.

Вот и сегодня, в солнечное июльское утро, он неторопливо шагал знакомой тропинкой к речке, размахивая бамбуковой корзинкой и насвистывая веселую песенку. Была середина июля, стояли теплее погожие дни. Буйно шли в рост медвежья дудка, шеломайник, лопухи, гигантский дикий гречишник — кислица, молодые побеги которого в это время особенно нежны и вкусны. Над морем и горами ярко — голубым шатром опрокинулось небо, и воздух до того прозрачен, что ясно видны светло — сиреневые каменные заструги даже самых дальних хребтов и вулканов.

Солдатом Комадзава владело радостное чувство приволья. Сейчас ему казался обновленным весь остров с его цепями горных хребтов, с хаосом лесистых отрогов, на вершинах которых сереют осыпи, с исполинскими конусами вулканов, с глубокими узкими долинами и ущельями, с зарослями кривой березы, стройной маньчжурской ели, кряжистой лиственницы, похожего на камыш курильского бамбука.

Знакомая тропа вывела рыболова из поселка, в долину. Вот и речка. Прозрачная и веселая, она с шумом бежит из долины Туманов, но здесь, вблизи морского берега, как бы испугавшись моря, становится тихой и медленно, словно робея, течет среди дремучих зарослей разнолесья и высоких буйных трав. Вот и любимое место Комадзава — небольшая площадка над обрывчиком. Чуть выше по течению видна рыбалка другого страстного рыболова — военного переводчика, подпоручика Хаттори. Почему — то его сегодня нет, хотя он уже должен бы удить: ведь сегодня воскресенье, а в такие дни он обычно раньше Комадзава приходит на речку. Неужели он не придет сегодня? Комадзава любил поговорить с этим умным человеком.