Падение титана, или Октябрьский конь

— Я думаю, Попликола пытается таким способом свести наш разговор к этой теме, — спокойно объяснил Котила. — Ты ведь наследник Цезаря, так?

— Я должен им быть, — просто ответил Антоний. — А кто же?

— Тогда, если ты не хочешь зависеть от Фульвии из любви к ней, почему бы тебе не поискать денег где-то еще? По сравнению с Цезарем Фульвия нищая, — сказал Котила.

Антоний остановился, глаза его налились кровью. Он посмотрел на Котилу.

— Я правильно тебя понял, Котила?

Кимбр спокойно отошел в сторону, чтобы дать им договориться.

— Мы все правильно поняли, — сказал Попликола. — Все, что тебе нужно сделать, чтобы навсегда избавиться от долгов, — это убить Цезаря.

— Квириты, блестящая идея! — Антоний вскинул сжатые кулаки. — И легко осуществимая.

— Кто из нас? — спросил, вновь приблизившись, Кимбр.

— Я сам это сделаю. Я знаю его привычки, — сказал Антоний. — Он работает до восьми, потом ложится и спит четыре часа как убитый. Я смогу перелезть через стену его личного перистиля, проделать все и уйти прежде, чем кто-нибудь узнает, что я там был. Часов в десять ночи. Если будет расследование, мы, все четверо, скажем, что сидели в таверне старого Мурция на Новой улице.

— Когда ты это сделаешь? — спросил Кимбр.

— Сегодня, — весело ответил Антоний. — Пока у меня есть настроение.

— Но он ведь твой близкий родственник, — напомнил Попликола.

Антоний рассмеялся.

— Кто бы говорил, Луций! Ты сам пытался убить собственного отца!

Раздался общий хохот. Когда Фульвия возвратилась, она нашла Антония в отличнейшем настроении.

Далеко за полночь Антоний, Попликола, Котила и Кимбр, пошатываясь, ввалились в таверну старого Мурция и заняли столик в глубине зала под тем предлогом, что там ближе к окну, на случай если кого-нибудь начнет выворачивать. Когда звонок ночного сторожа на Форуме возвестил десятый час ночи, Антоний выскользнул через это окно, а Котила, Кимбр и Попликола сгрудились вокруг стола, продолжая шумную пьяную болтовню, словно их по-прежнему было четверо, а не трое.

Они полагали, что отсутствовать он будет совсем недолго, поскольку Новая улица шла по уступу высотой в тридцать футов. Антонию нужно было только добежать до лестницы Ювелиров, а потом спуститься по ней к Жемчужному портику и тыльной стороне Общественного дома.

Но он возвратился гораздо быстрее и в ярости.

— Невероятно! — задыхаясь, воскликнул он. — Я подошел к стене перистиля, но там были слуги, причем с факелами!

— Он что, завел моду выставлять стражу? — удивленно спросил Кимбр.

— Почем я знаю? — огрызнулся Антоний. — Я впервые пытался пробраться тайком в его дом.

Через два дня Цезарь впервые после своего возвращения созвал сенат в курии Помпея на Марсовом поле, примыкавшей к двору в сто колонн и массивному зданию построенного Помпеем театра. Хотя идти было далековато, сенаторы облегченно вздохнули. Курия Помпея строилась специально для заседаний и могла вместить всех удобно, по рангам. Поскольку она находилась вне померия, ее даже в те дни, когда существовала прежняя курия Гостилия, по большей части использовали для обсуждения предстоящих иноземных кампаний и других вещей, разговор о которых в пределах города считался не очень уместным.

Цезарь уже находился на подиуме, удобно устроившись в курульном кресле. Перед ним стоял складной стол с документами, которые он изучал, с восковыми табличками и прилагавшимся к ним стальным стилем. Он не смотрел на входящих сенаторов, для которых слуги расставляли стулья на соответствующих ярусах. Верхний ярус занимали pedarii — заднескамеечники, не имевшие права на выступление, но могущие голосовать. Средний ярус заполнялся младшими магистратами, а именно обладавшими сенаторским статусом бывшими плебейскими трибунами и эдилами. Нижний передний ярус предназначался для экс-преторов и консуляров.

Только когда Фабий, старший ликтор, слегка тронул его за плечо, Цезарь поднял голову и огляделся. Неплохо на задних скамьях, подумал он. Пока ему удалось назначить только две сотни новых сенаторов, включая трех центурионов, награжденных corona civica. Остальные были отпрысками родов, составлявших костяк восемнадцати старших центурий. Впрочем, среди новичков также замешалось несколько италийцев, и уж совсем немногие, такие как Гай Гельвий Цинна, родились в Италийской Галлии. Представители старинных римских семей, издревле пополнявших ряды почтенных отцов, считали подобные назначения «несуразными». Пущен был слух, что Цезарь наводнил сенат галлами в шароварах и рядовыми легионерами в сапогах. А еще ширилось мнение, что Цезарь намерен сделаться царем Рима. Каждый день с тех пор, как он вернулся из Африки, кто-нибудь спрашивал его, когда наконец восстановят Республику. А Цезарь молчал. Зато Цицерон разглагольствовал о падении исключительности сената, хотя сам являлся вовсе не римлянином, а выскочкой из села. Чем больше ему подобных вливалось в сенат, тем меньше ему представлялось возможным туда возвратиться. Надо же, какой сноб!