Падение титана, или Октябрьский конь

За Двупалым толпились те, кто считал, что галльская кампания Цезаря освободила их от порабощения. Все как один в конусных шапках, именуемых колпаками свободы.

Далее на государственных лошадях, поблескивая серебром парадных доспехов, восседали легаты галльской войны, те, кому посчастливилось быть сейчас в Риме.

Последними полегионно строились ветераны. Пять тысяч глоток неутомимо ревели: «Io triumphe!» Непристойные песенки будут потом, при большем скоплении праздного люда, всегда готового похихикать в рукав.

Когда Цезарь поднялся на триумфальную колесницу, ее левое переднее колесо соскочило. Цезарь качнулся, навалившись на передок колесницы, и чуть не упал, ибо на него в свой черед повалился стоящий у него за спиной человек. Кони нервно попятились и заржали.

Из уст всех свидетелей этой сцены вырвался громкий возглас.

— Что случилось? Почему народ так взволнован? — спросила Клеопатра у побледневшего Секста Перквитиена.

— Страшный знак! — прошептал он и поднял руку, отгоняя злой глаз.

Клеопатра последовала его примеру.

Заминка, впрочем, была минимальной. Тут же появилось новое колесо, и его принялись ставить на место. Цезарь стоял рядом, губы его шевелились. Клеопатра решила, что он читает заклинание, хотя и не знала этого наверняка.

Подбежал Луций Цезарь, главный авгур.

— Нет-нет, — сказал, улыбаясь, Цезарь, — я очищу знак, Луций, поднявшись на коленях к Юпитеру Наилучшему Величайшему.

— Edepol, Гай, ты не сможешь! Ведь там пятьдесят ступеней!

— Я смогу, и я сделаю это. — Он указал на флягу, пристегнутую к борту колесницы. — У меня есть магическое средство, и я к нему приложусь.

Триумфальная колесница тронулась с места, и вскоре за ней двинулась армия, завершающая парад. Между легионерами и сенаторами, возглавляющими процессию, было примерно две мили.

На Бычьем форуме триумфатор остановился поприветствовать статую Геркулеса, всегда обнаженного, но сейчас принаряженного, как и во все дни триумфов.

Сто пятьдесят тысяч римлян набились в этот день в Большой цирк. Появление Цезаря было встречено ревом, который слышали даже слуги во дворце Клеопатры. Когда колесница, описав полный круг, направилась к Капенскому выезду, на арену вступили легионеры. Толпа вновь зашлась в крике, но когда десятый грянул свой свежеиспеченный походный марш, все разом смолкли, чтобы не пропустить ни словечка.

Шлюхи с блудницами, падайте ниц!
Наш безволосый затрахает вас!
Трахает он и девиц, и цариц.
А если надо, то сам тоже даст!
Наш безволосый везде чемпион!
Всюду пройдет и свое отберет!
Зад свой подставил в Вифинии он
И получил замечательный флот.
Завтра он снова свой хвост задерет
И понесется куда-нибудь вскачь.
Всем снова вставит и всех отдерет.
Новый царь Рима, хитрец и ловкач!

Цезарь окликнул Фабия и Корнелия, шагавших позади семидесяти двух ликторов.

— Идите и велите десятому прекратить этот балаган, иначе я лишу их доли в трофеях, распущу и не дам земли! — гневно приказал он.

Слова Цезаря были переданы, и марш сразу затих, но коллегия ликторов потом долго спорила, что в нем задело Цезаря больше всего. Фабий и Корнелий пришли к заключению, что Цезаря оскорбил чересчур толстый намек на его близость с царем Вифинии. Но некоторые грешили на последнюю фразу. «Новый царь Рима!» Вот что его возмутило. А в самой непристойности песни десятого нет ничего такого уж особенного. Обычная практика на всех триумфах.

К тому времени, как все закончилось, подошла ночь. Раздел трофеев отложили на завтра. Марсово поле превратилось в большой воинский лагерь, ибо все демобилизованные ветераны, смотревшие на триумф из толпы, тоже толклись теперь там. Долю каждому следовало вручить лично, кроме тех ветеранов, что проживали в Италийской Галлии, а таких набралось предостаточно. Но они сбились по местам жительства в группы и послали на триумф Цезаря своих представителей, снабдив каждого документами, подтверждающими его полномочия. Это, конечно, еще больше затрудняло работу кассиров.

В итоге каждый рядовой ветеран получил двадцать тысяч сестерциев (больше, чем он получил бы за двадцать лет службы). Младшим центурионам досталось свыше сорока тысяч сестерциев на душу, а старшим — по сто двадцать тысяч. Огромные куши, превышавшие все подобные премии за всю историю армии Рима. Даже у войск Помпея Великого на круг вышло меньше, а ведь он завоевал Восток и удвоил содержимое римской казны. Но, несмотря на такую щедрость, солдаты всех рангов ушли недовольными. Почему? Потому что Цезарь отделил от трофеев малую часть и отдал ее римской черни. Каждый бедняк получил четыреста сестерциев, тридцать шесть фунтов масла и пятнадцать мер пшеницы. Что они сделали, чтобы брать их в долю? Бедняки радовались, в отличие от ветеранов.