Падение титана, или Октябрьский конь

Сенаторы, как один, поднялись и пошли к ростре, с трудом проталкиваясь сквозь толпу. Съежившийся, объятый страхом, дрожащий Децим с болью отметил, что Гиртий был прав. Множество ветеранов, и сегодня их больше, чем вчера. Тут же толклись и завсегдатаи Форума, люди, которые знали всех представителей первого класса в лицо. Когда за Антонием и Долабеллой на ростру поднялись оба Брута и Кассий, эти люди шепотом стали называть их имена менее осведомленным соседям. Поднялся ропот, но Долабелла, Лепид и Антоний принялись столь демонстративно выказывать этим троим знаки дружеского расположения, что ропот утих.

Луций Кальпурний Пизон полностью прочитал завещание, в котором Гай Октавий не только объявлялся наследником, но и было сказано, что Цезарь официально усыновляет его и что отныне он будет известен как Гай Юлий Цезарь. Шепот удивления пролетел по толпе. Кто таков этот Гай Октавий? Завсегдатаи Форума могли бы многое порассказать о родне этого юноши, но его самого никто не видел в глаза. Когда в числе второстепенных наследников упомянули Децима Брута, снова поднялся ропот, но Пизон быстро перешел к самому интересному. Триста сестерциев оставляется каждому римскому гражданину, а сад Цезаря по ту сторону Тибра переходит в общественное пользование. Новость была встречена настороженным молчанием. Никто не крикнул, никто ничего не бросил в воздух, никто не зааплодировал. После того как Пизон закончил чтение и объявил дату похорон, сенат быстро покинул ростру. Каждый сенатор ушел в сопровождении шести солдат Лепида.

Все выглядело так, словно весь мир ждал похорон Цезаря, словно ни один мужчина, ни одна женщина в Риме не были еще готовы сделать какие-то выводы, пока не закончится церемония, подводящая в его жизни черту. Даже когда Антоний на другой день объявил сенату в храме Юпитера Статора, что он навсегда исключает из конституции должность диктатора, только Долабелла отреагировал с энтузиазмом. Апатия, везде апатия! А толпы росли и росли. С наступлением темноты весь Форум и улицы, прилегающие к нему, были залиты светом ламп и костров. Обеспокоенные жители окружающих инсул не спали всю ночь, боясь пожара.

Они с облегчением вздохнули только тогда, когда забрезжил рассвет погребального дня.

Специальный алтарь возвели напротив Общественного дома и небольшого храма Весты. Эта точная, но меньших размеров копия храма Венеры Прародительницы с форума Юлия была сделана из дерева, покрашенного под мрамор. Над ним помещалась платформа, к которой вели деревянные же ступени. Ее опоры выглядели как колонны.

После продолжительных консультаций с сенатом Луций Цезарь и Луций Пизон, ответственные за проведение похорон, решили, что ростра не очень удачное место для публичной демонстрации тела и для произнесения надгробного слова. Центр Форума все-таки более подходящая точка. Оттуда траурная процессия может, не рассекая толпу, повернуть прямо на Тускуланскую улицу, чтобы через Велабр выйти к Фламиниеву цирку, войти туда и обойти его целиком. Пятьдесят тысяч одних только дешевых мест в нем дадут гражданам Рима хорошую возможность проститься с самым достойным из его сыновей. А потом колонна двинется к Марсову полю, где состоится кремация. Несколько сотен носилок с ароматическими веществами, купленными на средства государства, будут брошены в погребальный костер.

Процессия начала свое шествие от Церолитного болота, возле которого хватало места, чтобы построиться всем. У Общественного дома похоронные дроги должны были к ней примкнуть. Две тысячи легионеров Лепида оттесняли от Священной дороги толпу.

Пятьдесят позолоченных черных колесниц, запряженных парами черных коней, везли актеров, державших в руках восковые маски предков Цезаря, начиная от Венеры, Марса, Энея, Юла и Ромула и вплоть до его дядьев по браку, каковыми являлись Гай Марий и Луций Корнелий Сулла. Колесницы спустились с Велии и встали тройным полукругом перед алтарем. Добрая сотня носилок, нагруженных ладаном, мирром, нардом и другими редкими благовониями, отделяла их задний ряд от толпы. За носилками в качестве дополнительного барьера плечом к плечу стояли солдаты. Одетые в черное профессиональные плакальщицы били себя в грудь, рвали на себе волосы, испускали жуткие вопли и пели погребальные песни.

Толпа собралась гигантская, впервые со времен Сатурнина. Когда Цезарь на погребальных дрогах появился в дверях царской обители, раздался стон, потом общий вздох, подобный трепету мириад листьев. Луций Цезарь, Луций Пизон, Антоний, Долабелла, Кальвин и Лепид несли его, каждый в черной тунике и черной тоге. Пропустив дроги, массы сомкнулись. Солдаты, спинами упиравшиеся в носилки, стали тревожно переглядываться, чувствуя, как те закачались и затрещали, когда толпа насела на них. Их беспокойство передалось коням, они стали переминаться, что, в свою очередь, внушило тревогу актерам.