Граф Корти сохранил навсегда любовь Магомета. Победитель Византии старался сохранить его на своей службе и предложил ему пост посла при дворе Яна Собесского, а потом аги янычар, но он отказался от того и другого под тем предлогом, что ему надо вернуться в Италию к своей матери. Наконец, султан на это согласился, и Корти простился навеки с Ириной накануне ее свадьбы.
Один из придворных Магомета приводил его в гавань на роскошную галеру, выстроенную в Венеции, на которой находились его мавры. Прежде ее отплытия было объявлено от имени султана, что как галера, так и все бывшее на ней принадлежат графу.
Благополучно достигнув Бриндизи, Корти тотчас отправился в замок своих отцов и, к изумлению, увидел его восстановленным.
В замке был посланец Магомета, Мустафа, подавший ему пакет с печатью Магомета. Он поспешно открыл его:
«Магомет султан к Уго, графу Корти, когда-то Мирзе-эмиру.
Наша судьба еще не решена судом Божиим, о друг, который должен был бы родиться от моей матери, и так как будущее никому не известно, то я не знаю, каков будет конец избранного нами суда. Но я люблю тебя и верю тебе: а чтоб доказать тебе мою любовь и доверие, все равно выскажется ли судьба за меня или против, я посылаю Мустафу на твою родину с доказательствами твоего права называться графом Корти; ему поручено объявить твоей матери, что ты жив и вскоре возвратишься к ней. А так как турки уничтожили замок твоих отцов, то Мустафа выстроит его вновь и расширит твои поместья соседними землями, так чтоб владения бывшего мирзы были достойны его, как брата султана. Все это он сделает твоим именем, а не моим. Когда все будет кончено, то отпусти его и напиши мне, что ты доволен его действиями.
Я поручаю тебя попечениям Всемилосердного Бога.
Магомет».
Когда Корти прочел письмо, то Мустафа преклонил колени и отвесил ему земной поклон. Потом он встал, повел его в часовню и, указав на железную дверь, сказал:
— Мой повелитель, Магомет, приказал мне положить сюда врученное им сокровище. Вот ключи, посмотри сокровище и дай мне расписку, чтоб я мог ее передать моему повелителю.
Граф Корти был очень недоволен, увидев, что прислал Магомет.
— Мой повелитель, — прибавил Мустафа, — знал, что ты будешь протестовать, но он приказал тебе сказать, что эти деньги покроют расходы твоей матери на поиски тебя и на панихиды о твоем отце.
Корти так и не женился.
После смерти своей матери он отправился в Рим и долго служил начальником папской гвардии, во главе которой и был убит в кровавом бою. Но до этой славной смерти он ежегодно получал из Константинополя драгоценные подарки: от Магомета меч или какое-нибудь редкое оружие, а от султанши Ирины в знак благородной памяти — золотой крест, четки, мощи или великолепно украшенное Священное Писание.
Мавры остались при графе Корти, а венецианская галера была им поднесена в дар папе.
Сиама долго странствовал по Константинополю, отыскивая своего господина и не веря, что он умер. Лаель предлагала ему остаться у нее на всю жизнь, но он неожиданно исчез и более не возвращался.
Быть может, князь Индии увез его с собой куда-нибудь, всего вернее, назад в Чипанго.
Леонард Грен
Последние дни Иерусалима
Придут дни, в которые из того, что вы здесь видите, не останется камня на камне; все будет разрушено.
Потому что это дни отмщения, да исполнится все написанное.
Часть первая
I
В конце декабря 65 года по Рождестве Христовом накануне праздника Обновления храма бесчисленные массы народа стекались отовсюду в Иерусалим.
По большой северной дороге двигались огромные караваны богомольцев из Галилеи, Сирии, Египта и Вавилона, даже из самых отдаленных стран царства парфян и персов.
Караваны шли при пении напутственных гимнов, под звуки барабана и тамбуров. Дети, старики, женщины, закутанные покрывалами, ехали верхом на мулах, ослах и верблюдах, а мужчины, одетые в бурнусы из верблюжьей шерсти, с длинными посохами в руках, вели на поводу вьючных животных.
Нередко этих усталых, покрытых пылью богомольцев обгоняли богатые караваны купцов из Цезареи и корабельщиков из портовых городов Приморской области. Мелькали яркие уборы, пестрые ковры, и раздавался нестройный звон серебряных колокольчиков. Чем ближе к Иерусалиму, тем многолюднее становилась дорога и от Бирофа, вплоть до укрепленных стен Везефы, представляла оживленную, своеобразную картину. По всем проселкам, прилегавшим к большой дороге, также двигались толпы народа. Тысячи конных и пеших людей, вереницы обозов, многочисленные стада быков и овец то и дело вступали на главный путь. Здесь они производили невообразимую суматоху, сталкиваясь с плавно идущими караванами, поднимали облака пыли, оглашали воздух криками, ревом и блеяньем.