Падение Царьграда. Последние дни Иерусалима

Эти слова не возбуждали сомнения ни в ком, и только одна группа настояла на том, чтобы осмотреть цистерну. Они спустились в нее по нескольким ступеням, бросили взгляд на высокие черные устои, исчезавшие во мраке, и, вздрагивая от холода, поспешили удалиться, бормоча:

— Уф!.. Как тут гадко!

Кроме непривлекательности вида цистерны, она еще отбивала искателей от подробного исследования своей величиной. Для основательного осмотра необходимо было спустить лодку, взять с собой факелы и сети, одним словом — много забот и расходов. А так как результат был очень сомнителен, то никто и не решался на такой неблагодарный труд.

В продолжение целого дня дом князя Индии был главной квартирой всего движения, неожиданно объявшего Константинополь. Еще в восемь часов утра принесли пустой паланкин, но в нем не было никаких следов, а вместе с тем и тайна исчезновения Лаэли осталась неразгаданной. Наступил полдень, и все-таки не было никаких известий о похищенной красавице.

Прошло еще несколько часов, и поиски стали ослабевать. Толпа начала расходиться, и на вопросы встречавшихся любопытных: «Куда идете?» — слышался один ответ: «Домой».

— Что же, ее нашли?

— Нет.

— Что ж, поиски кончены?

— Да.

— Отчего?

— Ясно, что болгары похитили молодую девушку и продали ее туркам. Князь Индии, кто бы он ни был, может выкупить из турецкого плена за гораздо меньшую сумму, чем назначенная им награда. И ему нечего торопиться. В турецких гаремах время не в счет.

…Вечером Константинополь принял свой обычный, мрачный вид, и только всюду слышались громкие сожаления, что все усилия получить обещанную награду остались безуспешными. В доме князя Индии также водворилось спокойствие. На все его просьбы, чтобы продолжались поиски, ему отвечали советом возобновить их на другом берегу Босфора. Ему доказывали очень логично, что одно из двух: или болгары сами отвезли молодую девушку туркам, или ее отбили у них. Если бы они были убиты, то их тела были бы найдены, а в случае их невиновности они сами явились бы, так как они имели такое же право, как и все, на получение обещанной награды.

Признавая всю вескость этих аргументов, старик замолчал, а когда его дом очистился от постоянно менявшихся целый день посетителей, он стал по-прежнему ходить взад и вперед в сильном раздражении.

Поздно вечером явился к нему Уель, по выражению лица которого было видно, что он поддался отчаянию.

— Ну, что, сын Падая, мой бедный брат! — спросил князь Индии. — Уже наступила ночь, и какие ты принес известия?

— Никаких. Только все говорят, что это дело носильщиков.

— Дай-то Бог, чтобы это было так. Тогда можно быть уверенным в ее безопасности. Всего хуже, что они могут сделать — это потребовать большого выкупа. Но я думаю, что они здесь ни при чем. Может быть, они соучастники, но не зачинщики, у них на такое не хватило бы ни смелости, ни решимости. Помни мои слова, преступником окажется какой-нибудь знатный грек, который рассчитывает на свои связи. Но кто бы он ни был, он не избегнет моей руки. Я найду его, хотя бы он скрылся на глубине ада и… а пока иди, мой друг, спать, а завтра утром снова приведи сюда писцов: им будет новая работа. Погоди, тебе необходим отдых.

С этими словами князь Индии позвал Сиаму и велел ему принести золотую шкатулку с лекарствами, а когда его приказание было исполнено, то он вынул из нее пилюлю и подал ее Уелю.

— Прими это лекарство, и ты будешь спать как мертвый. Сон подкрепит тебя, и мы завтра примемся за новую работу.

В то самое время, когда начались во всем Константинополе поиски исчезнувшей Лаели, Сергий, встав рано утром, прислуживал игумену и ничего не знал о том, что волновало всех византийцев. Но не успел еще игумен умыться, как в келью вошел его племянник и почтительно поцеловал его руку, что вызвало улыбку на лице больного, истощенного старика.

— Да благословит тебя, Бог, дитя мое, — сказал он. — Я только что думал о поездке в Принкипо, чтобы восстановить тамошним воздухом мои упавшие силы, но если ты останешься со мной, то я отложу поездку. Сядь возле меня и раздели мою трапезу.

— Нет, я не аземит, а твой хлеб, по-видимому, на дрожжах, — произнес юноша, презрительно смотря на черный хлеб, лежавший на тарелке. — Я уже позавтракал и зашел только, чтобы осведомиться о твоем здоровье и рассказать тебе, что весь город взволнован событием, совершившимся вчера вечером. Оно так странно, так смело, так нечестиво, что невольно теряешь всякое доверие к обществу и сомневаешься в том, что не дремлет ли по временам Всевидящее Око Бога.

Игумен и молодой послушник с удивлением взглянули на Демедия.

— Я даже не знаю, как тебе рассказать об этом ужасе. Лучше я прочту тебе объявление, которое по дороге сюда я сорвал со стены. Впрочем, я попросил бы прочитать Сергия.

Демедий подал Сергию одно из объявлений, распространенных князем Индии по городу. Прочитав до половины с большим трудом, он умолк и посмотрел пристально на Демедия, который отвечал ему спокойным взглядом.

Молодые люди молча смотрели друг на друга.