Председатель. – А какой разговор был у вас со Штюрмером относительно Гурлянда?
Наумов. – Я говорил: «Раз вы поручили Гурлянду, – вы с него и взыскивайте! Создали особое правительственное русло, чтобы печатать опровержения, а оно не печатает…» Он ответил, что сделает распоряжение, но не сделал… Он всегда обещал, но часто ничего не делал. Я слышал в обществе, что Штюрмер любит Гурлянда и близко его держит к себе. Все, кто бывал у Штюрмера, всегда наталкивались на Гурлянда, постоянно, где-то там, около Штюрмера, существовавшего… 18-го марта утром я опять-таки говорил Штюрмеру относительно моего окончательного решения уйти и просил подыскивать мне заместителя. Когда он меня спросил: кого же? – я говорю: «Пожалуйста, вы сами подыскивайте, кого угодно!… Я лично никого не могу вам указать…» Продолжение этого разговора у меня в дневнике записано так: «Во всяком случае, будьте добры доложить государю, что я ухожу – с одной покорнейшей просьбой: остаться лишь членом Государственного Совета, так как я есмь (т.-е. я был выбранным от совета земств). Я особенно оттеняю это обстоятельство, потому, что, когда я получил потом назначение члена Государственного Совета, то очутился в положении невероятно тяжелом… С одной стороны, я был всегда корректным монархистом, и положение создалось такое, что несомненно мне дана была милость со стороны государя: эту милость я не могу вернуть обратно… А между тем, до меня слух дошел, что Штюрмер распространяет, будто я просил его об этом! Ничего подобного не было. Напротив, я просил по этому поводу, чтобы не было никаких благодарностей, никаких наград, потому что я смотрел на всю мою службу, как и прошлый раз говорил, буквально как на каторгу духа и мозга! 18 часов в сутки работал при условиях невероятных – ни взаимного уважения, ни взаимного доверия!… Когда государь принимал мою отставку 28-го, он меня поздравил с назначением членом Государственного Совета. Я говорю: «Ведь я член Государственного Совета по выборам…»
Председатель. – Как же вы это объясняете: Штюрмер вас не понял, что ли?