Падение царского режима. Том 3

Воейков. — Фельдъегерь доставлял камердинеру его величества, который клал на стол. Государь занимался, затем запечатывал в конверт и отдавал камердинеру, который передавал в военно-походную канцелярию. Когда он бывал в Могилеве и в Царском, доклады хранились или в военно-походной канцелярии или у него.

Председатель. — Кто заведывал бумагами, которые хранились в кабинете?

Воейков. — Камердинер.

Председатель. — Личного секретаря у бывшего императора не было?

Воейков. — Не было никого. Я до всех этих бумаг и докладов никакого касательства не имел.

Председатель. — Было у бывшего императора или у кого-нибудь из его приближенных предположение перенести Ставку в Царское Село?

Воейков. — Этого я не слыхал. Было предположение перенести Ставку из Могилева в Калугу.

Председатель. — Чем объясняется, что императрица, которой руководил Распутин, влияла на царя? Почему царь не влиял на нее, чтобы устранить влияние Распутина?

Воейков. — По свойству его характера. По-моему, у нее был характер сильнее, чем у него. Он имел на нее меньше влияния, чем она.

Председатель. — Давно вы стали наблюдать это сильное влияние ее?

Воейков. — Это было всегда. Ее величество всегда имела больше влияния.

Председатель. — Известно ли вам, какие политические решения были приняты перед последним отъездом вашим с бывшим императором из Петрограда?

Воейков. — Мне неизвестно.

Председатель. — Вы уехали 21-го, только что собралась дума. Вы не знаете доклада по этому поводу бывшему императору бывшего председателя совета министров князя Голицына?

Воейков. — Нет. О закрытии думы я случайно знаю, потому что государь мне говорил уже в Ставке относительно возвращения в Царское; тогда же, кажется, в воскресенье или в понедельник вечером, не помню, — у меня было так много дел, — он сказал, что получил от Голицына телеграмму, что дума закрыта.

Председатель. — Как доходили до Могилева до бывшего императора и его приближенных известия о народных волнениях после 21-го февраля? Как рисовались перед вами эти события?

Воейков. — Первая шифрованная телеграмма была получена мною от военного министра в Лихославле.

Председатель. — Значит, это было 22-го на рассвете?

Воейков. — Телеграмма была составлена так, что из нее трудно было делать вывод, а следующая была в Бологое… Чтобы вы знали, насколько я был посвящен, я могу сказать, что в воскресенье, 26-го февраля утром, ко мне обратился полковник Герарди, комендант императорского поезда, прося разрешения на несколько дней уехать в Царское; и я был настолько плохо осведомлен, что это разрешение ему дал. Это было в воскресенье в 4 часа, а в воскресенье вечером стали поступать телеграммы. Непосредственно я получил с аппарата Ставки две телеграммы от Радко и одну от Протопопова. Содержание я затрудняюсь в точности изложить, но смысл был тот, что начались беспорядки. Когда и какую телеграмму я получил, я тоже боюсь точно сказать. Эти телеграммы, не дававшие ясного впечатления о том, что произошло, я государю докладывал. Государь прочел и ничего не ответил.

Председатель. — Но телеграмма Протопопова произвела впечатление? В ней, вероятно, было ясное освещение событий?

Воейков. — Нет. Она была совершенно бесцветная.

Председатель. — А не знали вы еще об одной телеграмме, которая предшествовала полученной вами, о той, которую послал бывший император на имя Хабалова?

Воейков. — Я ее совершенно случайно знаю.

Председатель. — Содержание этой телеграммы как будто несколько противоречит вашему утверждению, что вы до конца были мало осведомлены о событиях.

Воейков. — Я узнал о ней в конце воскресенья; Хабалов писал о том, что вспыхнул военный мятеж; государь ответил, что повелевает прекратить его, помня, что у нас война с Германией и что нужно думать о другом.

Председатель. — Телеграмма от Хабалова и ответ бывшего императора прошли через вас или через Алексеева?

Воейков. — Через военно-походную канцелярию.

Председатель. — Значит, в воскресенье вечером вы получили телеграммы от Радко и Протопопова?[*]

Воейков. — Я боюсь в точности сказать, когда; по-моему, в воскресенье утром.

Председатель. — И отпустили в отпуск Герарди?

Воейков. — Чтобы вам сказать, насколько я был осведомлен.

Председатель. — Расскажите вкратце, как наростали события в представлении лиц, сидевших в Ставке.