— Это было 10 лет тому назад, я все уничтожил. У меня ни клочка не осталось от моей деятельности. Я все забыл. Мне противно вспоминать свою деятельность.
Щеголев.
— Когда вы его в последний раз видели?
Герасимов.
— Когда он приезжал спасаться. Может быть, вы помните такое обстоятельство, что он бежал из суда. В Париже был суд, и он бежал и пробыл здесь два-три дня.
Щеголев.
— Вы где с ним виделись тогда?
Герасимов.
— Он пребывал на моей квартире. Я сам жил на конспиративной квартире на Итальянской улице. Я один там жил.
Щеголев.
— Это когда вы были начальником охранного отделения. А когда вы перестали быть начальником охранного отделения, где вы жили?
Герасимов.
— С тех пор я его не видел. А когда я был генералом для поручений, я жил на Вознесенской ул. 22, потом на Знаменской.
Щеголев.
— А на Пантелеймонской ул. вы не жили?
Герасимов.
— Никогда.
Председатель.
— При каких министрах вы были генералом для поручений? Вы начали при Столыпине, а затем…
Герасимов.
— При Макарове и полгода при Маклакове.
Председатель.
— Скажите все министры — Столыпин, Макаров и Маклаков — интересовались агентурой?
Герасимов.
— Маклакова я совершенно не знаю, я видел его один раз, когда он приехал представляться.
Председатель.
— А Макаров и Столыпин?
Герасимов.
— Они интересовались.
Иванов.
— Вы изволили сказать, что вы многое забыли, что вам противно вспомнить прошлое. Что это значит?
Герасимов.
— Столько я вынес неприятностей, тяжело было…
Иванов.
— По службе неприятности?
Герасимов.
— Когда я ушел со службы, я совершенно изменился, увидел, что, служа тому строю, я совершил преступление, я видел, что там делается, как зритель, со стороны и мне стыдно, что я там служил, а в последнее время, простите, я сам чуть ли не революционером стал.
Щеголев.
— Скажите, когда было ваше последнее свидание с Азефом?
Герасимов.
— Когда он бежал из суда.
Щеголев
. – А после этого вы были с ним в переписке?
Герасимов.
— Ему Столыпин обещал деньги. Я не помню, какую сумму пообещали, но не дали. Потом я ему послал, кажется, тысячу или две. Это была последняя посылка денег. Я ему написал, что это все деньги, больше не дадут. Это уже когда я был генералом для поручений.
Щеголев.
— А потом не получали писем от него?
Герасимов.
— Я с ним не виделся и не знал, где он.
Щеголев.
— А из Франкфурта-на-Майне он вам ничего не писал?
Герасимов.
— Ничего.
Председатель.
— Когда вы были на свободе, вы штатское платье носили или военное?
Герасимов.
— Когда я был начальником отделения, я в штатском ходил, когда я был генералом для поручений — форму носил, а вышедши в отставку, штатское платье надел.
Иванов.
— Вы сказали, что Курлов интриговал, рассказывал гадости, указывал, между прочим, что вы и еще кто-то устраивали революцию и что это было вам неприятно.
Герасимов.
— Все это говорилось, об этом писалось, он мне лично этого не говорил. Это я из газет узнал, а потом, впоследствии, узнал, кто инспирирует.
Иванов.
— Я хочу знать, в чем именно они обвиняли вас, в какой форме будто бы устраивалась вами революция?
Герасимов.
— Была такая статья, что я хочу сделаться чуть ли ни диктатором.[*] Я — маленький человек, мне слишком большое значение придают. Если вы изволите посмотреть на мою должность по штату, то она не выше петербургского полицеймейстера. Между тем обо мне писали и говорили, как о каком-то главноначальствующем, а у меня самого были начальники: градоначальник, директор…
Председатель.
— Вы это уже говорили. Позвольте вернуться к делу Петрова. Итак, Столыпин поручил вам съездить в Саратов.
Герасимов.
— Я не поехал.
Председатель.
— Но он просил вас. Значит, Трусевич, Курлов и Столыпин, — три лица…
Герасимов.
— Курлова не было, он тогда не касался этого.
Председатель.
— Он был с 1-го января?
Герасимов.
— Но он не входил.
Председатель.
— Значит, Трусевич и Столыпин рекомендовали вам поехать в Саратов?
Герасимов.
— Курлов, конечно, знал.
Председатель.
— В качестве тов. министра, заведывающего полицией? Что же вы сделали? Вы сказали, что отказались поехать в Саратов, и просили, чтобы Петрова привезли сюда.
Иванов.
— Этот Петров был свободный человек или был обвинен в чем-нибудь?
Герасимов.
— Он был арестован, я не помню, по какому делу.
Иванов.
— Он уже был приговорен к каторжным работам? Или вы говорите о более раннем периоде, когда он был в Саратове?
Герасимов.
— Он был арестован по охране. Я не знаю, был ли он привлечен к дознанию по 1035 ст., но суда еще не было.