Падение царского режима. Том 5

Челноков. — Я должен сказать, что отношение правительства к Обществу 1886 года носило мистический характер. С самого начала, в первом же заседании, было доказано, что это Общество немецкое, безусловно вредное; каждый из министров, вступая на свой пост, говорил о немедленной ликвидации его, затем смягчался, смягчался и кончал тем, что явно это Общество поддерживал. Я должен сказать, что и при новом правительстве произошло то же самое: я явился к Коновалову и получил обещание, что это будет сделано; но, когда мы начали обсуждать этот вопрос в комиссии, то, так как швейцарские акционеры (т.-е. те же немецкие) очевидно умеют действовать с энергией, сейчас же это дело получило прежний характер; сильный напор начинал смягчаться, смягчаться, и вопрос о ликвидации Общества, которая была обещана еще в 1914 году, и при новом правительстве снят с очереди. Может быть, здесь затронуты такие экономические интересы, что нельзя это Общество ликвидировать.

Председатель.— Мы не рассматриваем действия нового правительства, мы хотели бы остаться в пределах рассмотрения действий старого правительства. Что кроется за этим «мистическим» отношением старого правительства к Обществу 1886 года?

Челноков, — Я не знаю, что; министрам я излагал все дело; они говорили, что это немедленно будет сделано, а затем все сходило на-нет. Мне кажется, имели значение такие обстоятельства: во-первых, техническая организация этого Общества действительно безукоризненна, и всегда встречались с невозможностью разрушить ее, поэтому-то интересы акционеров предпочитались интересам города и обороны; лица, там стоявшие, умели внушать, что, если уберут немцев, то заводы Общества не пойдут так, как раньше; во-вторых, был недоволен швейцарский посланник: повидимому, с этим приходилось считаться.

Председатель. — Позвольте проследить политику Маклакова и других министров по отношению к московскому городскому самоуправлению. Во время ваших встреч с ними вы не слышали изложения общего взгляда на политику по отношению к органам самоуправления?

Челноков. — Я ограничивал свои беседы с этими министрами самыми необходимыми формальными рамками, но один раз услышал от Маклакова фразу, которая меня очень удивила. — Я говорю: «Как вы могли нам назначить Климовича, который пользуется очень плохой репутацией? Он же охранник, жандарм. Зачем вы такого назначили градоначальником? Назначьте военного человека, которому можно было бы верить, мы бы знали, с кем имеем дел». Он говорит: «Вы бога благодарите, что вам не назначили Спиридовича, который был кандидатом». Я говорю: «Кто же этот Спиридович?» Маклаков говорит: «Как кто? Это известное лицо, он очень замешан в деле Столыпина; он был тогда начальником охраны». Я говорю: «Как же вы хотели к нам назначить лицо, которое очень замешано, как я понимаю, в убийстве Столыпина?». Он говорит: «Да, он быт кандидатом, и вы бога благодарите, что не он». Я спрашиваю: «Что же, он в тюрьме сидит?». Он говорит: «Нет, он начальник охраны царскосельского дворца». Я говорю: «Каким образом лицо, которое принимало участие в убийстве Столыпина, состоит начальником охраны?». Он говорит: «Это дело не мое, это дело дворцового ведомства».

Председатель. — Маклакова сменил князь Щербатов, с которым вам легче было иметь дело?

Челноков. — Да, но он был очень недолго.

Председатель. — Затем наступило время А. Н. Хвостова. Чем отличался этот период политики министерства внутренних дел по отношению к московскому самоуправлению?

Челноков. У нас при Хвостове уже сидел Шебеко. Постепенно нажим начал увеличиваться, при чем Хвостов держал себя несколько двусмысленно. В Москве было устроено продовольственное совещание, на котором он уверял, что министр внутренних дел возьмет в свои руки это дело, что он всех удовлетворит, что он обязан это сделать, потому что в эти беспорядки министр внутренних дел, с точки зрения государственного спокойствия, обязан вмешаться. Он устроил очень большое совещание у градоначальника (тогда еще был Климович), и на этом совещании довольно легкомысленно рассказывал, что будет сделано то, другое. Все это сошло в ничью. Он посидел, пошумел и уехал в Петроград, заявив, что съезда, т.-е. продовольственного совещания, не разрешит. По городу же опять ничего не было, кроме Общества 1886 года.

Председатель. — Каковы же были мотивы неразрешения этого съезда? Это было в очень острый период русской жизни, после отступления из Галиции?

Челноков. — Мотивы были краткие: «Не считаю возможным разрешить».

Председатель. — Вы его не спрашивали более подробно?