— Позвольте вернуться к вопросу о провокации. Повидимому, вы себе этого вопроса не ставили под тем углом зрения, с какого мне хотелось бы их осветить. Между тем, если вы так широко понимали провокацию, как вы нам сказали, то как же можно было мириться с тем, что начальники охранных отделений губернских жандармских управлений выплачивали из казны жалованье людям, которых они должны были бы арестовать, потому что эти люди, состоя в тех или иных революционных организациях, совершают преступление?
Джунковский.
— Вся система такая была до меня. Мне хотелось ее переделать, но я просто не успел ее переделать. Мне хотелось получить именно такого директора департамента полиции, который бы взялся за эту перемену, но пока был Белецкий, я считал, что начну я переделывать или не начну, — все равно из этого ничего не выйдет.
Председатель.
— Вам трудно было настоять на том, чтобы Белецкий оставил свою должность?
Джунковский.
— Трудно.
Председатель.
— У него была поддержка какая-нибудь?
Джунковский.
— Да, у него были какие-то темные поддержки.
Председатель.
— И вам трудно было бороться с ним?
Джунковский.
— Он говорил: «хорошо», но я не имел никаких данных, чтобы проверить, будет это сделано или нет. Последним толчком к решению моему освободиться от него послужил вопрос о железнодорожных билетах. Департамент полиции имел много бесплатных билетов, не помню уже, сколько именно. Мне очень не нравилось, что эти билеты расходовались не на то дело, на которое они были даны, и что директор департамента полиции распоряжался ими для одолжения разным лицам. Один билет попался германскому комиссару из Млавы, который приезжал сюда к Фрейнату, чтобы переговорить относительно полицейских собак. Как-то раз министр путей сообщения прислал мне билет, который был отобран в поезде у какого-то пассажира, германского подданного, пограничного комиссара — не помню уже какой пограничной станции. Я сейчас же навел справку, кому этот билет принадлежит. Оказалось, что билет был выдан Фрейнату. Тогда я сделал распоряжение, чтобы Фрейната уволили, а от директора департамента полиции отобрали все билеты и передали их вице-директору Лерхе, который завел бы книгу для вписывания всех билетов и выдавал бы билеты по определенным правилам — так, чтобы все они были у него на учете. Я думал, что эта мера должна обидеть директора департамента: от него отбирают билеты, — значит, не доверяют ему. Я думал, что Белецкий обидится и уйдет. Но, к сожалению, он не обиделся, исполняя распоряжение, и не ушел. Тогда пришлось уже просить об увольнении его министра внутренних дел. Министр внутренних дел вполне со мною согласился, что надо избавиться от него.
Председатель.
— Вы изволили сказать несколько раньше, что вы потребовали список сотрудников. Большой оказался список? Много секретных сотрудников в нем значилось?
Джунковский.
— Это я не помню. Не особенно большой, кажется.
Председатель.
— Вы взяли список по какому-нибудь отделению?
Джунковский
. — По одному отделению. Может быть, в этом списке было человек 30.
Председатель.
— В связи с вопросом об агентуре в средних учебных заведениях вы упомянули о фон-Коттене. Скажите, при каких обстоятельствах фон-Коттен ушел в отставку?
Джунковский.
— Я приказал ему уйти.
Председатель.
— В связи с каким случаем?
Джунковский.
— В связи с ревизией охранного отделения.
Председатель.
— В каком отношении обнаружилась неудовлетворительная постановка охранного отделения?
Джунковский.
— Неудовлетворительность постановки сказывалась как в расходовании денег, насколько я помню, так и вообще.
Председатель.
— Может быть, замечалось злоупотребление секретным сотрудничеством?
Джунковский.
— Все вместе взятое. Очень много было мелочей.
Щеголев.
— Не докладывалось ли вам во время ревизии о типографии, поставленной перед 9 января 1913 года и арестованной фон-Коттеном, причем выяснилось, что работали, набирали там сами сотрудники?
Джунковский.
— Это, кажется, в Финляндии?
Щеголев.
— Нет, в Парголове, по Финляндской дороге.
Джунковский.
— Подробностей не помню, но помню, что факт этот был, и что в этом деле принимал участие фон-Коттен. Но главное, что я имел против Коттена, это была женская тюрьма в Москве.
Председатель.
— Этот побег, о котором вы упомянули?
Джунковский.
— Коттен был тогда начальником охранного отделения, и я считал, что это дело рук Коттена. Я ему высказал это, когда приехал в Петроград, — пригласил его к себе и предупредил.